В телефонном разговоре со Сталиным сразу после прекращения операции, он потребовал снятия Козлова с должности, командующего фронтом.

— Козлов, советский барин, который любит сладко поесть и попить, и не любит заниматься делами — дал нелестную характеристику комфронта Мехлис. — Он ленив, не любит кропотливой и повседневной работы, не проверяет выполнение отданных им приказов и распоряжений. Оперативными вопросами не интересуется, руководит войсками исключительно из штаба, любая поездка в район передовой «для него наказание». По этой причине среди личного состава армий фронта он не пользуется авторитетом, войска не знают своего командующего. Я настойчиво прошу вас заменить Козлова, товарищ Сталин.

На том конце провода вождь терпеливо дал высказаться своей «левой руке», а затем заговорил.

— Товарищ Мехлис. Вы рисуете портрет командиров составляющих около сорока процента генералитета Красной Армии и это вам известнее не хуже чем мне. В настоящий момент у нас нет под рукой Гинденбурга, который сможет исправить все ошибки допущенные руководством фронта и разгромить противника в Крыму. Мы воюем тем, что есть в нашем распоряжении и смею вас заверить, воюем неплохо. Очень надеюсь, что вы сделаете надлежащие выводы и последуете нашему примеру. Как у представителя Ставки, полномочий для решения подобных проблем у вас хватает.

— Я не прошу прислать мне Гинденбурга, товарищ Сталин. Для исправления положения дел нужен толковый и решительный генерал. Месяц назад я просил прислать мне генерала Клыкова, но вы мне отказали. Теперь, как представитель Ставки, я очень прошу Вас прислать в Крым генерала Рокоссовского.

— Кого? — удивленно переспросил Сталин.

— Генерал-майора Рокоссовского, бывшего командующего 16-й армии — уверенно повторил Мехлис и в трубке, на несколько секунд повисла тишина. Память у вождя мирового пролетариата была отменная, и он вскоре продолжил разговор, не заглядывая в бумаги или блокнот.

— Насколько мне известно, генерал Рокоссовский ранен и сейчас находится на излечении в одном из госпиталей столицы. Или у вас другая информация? — неторопливо произнес Сталин.

— Нет, все верно. Но по утверждению врачей рана у генерала неопасная и к началу следующего месяца, они планируют его выписать.

— Это вам сказал сам Рокоссовский? Вы с ним разговаривали?

— Нет, я говорил с главным врачом госпиталя, а тот при мне по телефону, спрашивал лечащего врача генерала.

— Не будем торопиться, товарищ Мехлис. Человек ещё не отошел от ранения, а вы его уже на фронт гоните. Возможно, ему необходимо как следует подлечиться, перед возвращением в строй. Не будем торопиться — подвел черту в разговоре Сталин, но собеседник был с ним не согласен.

— По словам врачей, генерал настаивает на скорой выписке и просит это сделать к концу марта — продемонстрировал свою хорошую информированность заместитель наркома.

— Боюсь, что генерал Жуков не будет согласен с подобным решением. Он давно ждет возвращение генерала Рокоссовский на должность командарма — многозначительно намекнул вождь собеседнику, но тот остался глух к его намекам.

— Генерал Жуков действует исходя из своих фронтовых интересов, тогда как здесь в Крыму решается судьба целого направления. Если мы в ближайшее время не сможем переломить ход событий, то к лету мы можем потерять Севастополь, товарищ Сталин. Как коммунисту и представителю Ставки мне тяжело об этом говорить, но я должен сказать вам правду. Положение очень серьезное и если не мы сбросим Манштейна в Сиваш, то он сбросит нас в Черное море, третьего не дано.

После этих слов в трубке вновь повисла тишина, которая на это раз продержалась несколько дольше. Мехлис знал, на какие кнопки нужно давить и пользовался этим.