— Станислав Наумович, признавайтесь, это ваших рук дело? — сообразил, наконец, Андрей.

— Что вы, Андрей Николаевич, я всего лишь рассказал о дате двум-трем людям. А все остальное — это уже их личная инициатива.

Бородулин вздохнул и осушил свой стакан, отдаваясь неизбежному.

Позже, когда все уже было выпито и съедено, за столом осталось лишь несколько человек: сам Бородулин, Михайленко, Уржумов, Корнев, Мелинг, Черемисин и Зоя. На столе стоял ведерный самовар, увенчанный солидных размеров заварником. Две молчаливые женщины споро расставили на столе сласти к чаю и исчезли за дверью. Андрей взял свою кружку, потянул носом. К чаю явно были добавлены малина и шиповник. Он отхлебнул глоточек, вернул кружку на стол и с укоризной спросил, обращаясь сразу ко всем:

— Ну зачем вы все это устроили? В конце концов, посидели бы тихо узким кругом — и ладно. А то ведь даже неудобно — коробчим ведь буквально каждую крошку, а тут развернулись ото всей русской души.

— Зря вы так, Андрей Владимирович, — неожиданно возразил Михайленко. — Во-первых, людям нужны праздники, а то вот уж два месяца, как ничего не было, только работа с утра и до вечера. Во-вторых, поскольку вы — первое лицо анклава, ваши личные праздники автоматически становятся праздниками общими. Ну и, в-третьих, наши общие успехи и достижения есть во многом результат ваших усилий.

— Заместитель твой правильно говорит, — вмешался Уржумов. — А я еще добавлю: не так и много ушло провизии на стол, да и все больше не со складов, а здесь, на месте добытое, так что ущерба обчеству никакого. А пользы — много. Ты хошь — не хошь, а люди тебя над собой по доброй воле главным признали, и уважение свое как могли тебе донесли. А ты цени это, да чем пенять, спасибо скажи, и не нам здесь, а всему честному народу. Ну да полно об этом, сказывай лучше, где был, что делал, поймал ли человека того.

Андрей вздохнул, и принялся рассказывать о результатах поездки. Рассказ затянулся, но все слушали внимательно, а Зоя — та, кажется, и дышать перестала. Наконец, к исходу второй кружки чая, он подошел к финалу:

— Так что утром я людям обо всем объявлю и те, кто хочет, будут готовиться к переезду. Времени осталось немного, еще неделя, может, дней десять — и лед встанет, тогда придется ждать, пока река хорошенько не замерзнет. А там — будем на снегоходе кататься туда-сюда.

— А, может, не стоит торопиться? — спросил Мелинг. — Все-таки здесь уже пообжились.

— Это, конечно, так. Но тут все же тесновато, а там — отдельные комнаты минимум на четыре десятка человек. Только вот баню нужно поставить. И еще: полтора десятка пацанов и девчонок, случись что, обороняться толком не смогут, а крепость сейчас намного важнее всего остального. Да и просто рабочие руки нужны, хоть на ту же лесопилку. К весне досок наготовим, сюда по льду утащим, тогда можно будет и стройку развернуть, каждой семье по дому выстроить. Вот, собственно, у меня и все. Да, вот еще: привез я на тех, кто здесь останется пять дробовиков и патроны к ним. Будет нужно — еще привезу. А вот с винтовками, Егор, надо бы подумать: я хочу часть забрать.

— Да забирай, не жалко, — улыбнулся лейтенант. Мы же тут сходили с ребятами к той избушке, что сгорела с оружием, да покопались там.

— И что?

— А то, что много там всего лежало. Большая часть, конечно, безнадежно испорчено, но кое-что осталось. Там, в самом низу, ящик мосинских карабинов уцелел, да ящик ППШ.