Все слова, которые Бородулин планировал сказать, застряли у него в горле. Он, ошарашенный, растерянно хлопал глазами и открывал рот, пытаясь что-то произнести. Видимо, вид у него был презабавнейший, потому что Света слегка прыснула в кулачок, а потом поднялась, подошла к нему и серьезно, очень по-взрослому и немного виновато сказала:

— Так вот вышло, я влюбилась в тебя. Глупо, наверно, но как уж есть. Я сперва думала — блажь, честно пыталась как-то себя побороть, но вот не вышло. И ты тоже ведь маялся, я видела. Плохо тебе было одному, я знаю. Но ты первым никогда бы не подошел, поэтому я решилась и взяла все на себя. И теперь ничего не поделаешь, тебе придется с этим смириться. Ты не переживай, я не буду тебе в тягость. Я знаю, у тебя много дел, ты часто занят — я ничего не хочу. Просто когда тебе понадобится, я буду рядом.

В ее глазах сверкнули бесенята и она, уже с ехидным прищуром продолжила:

— В общем, я тебя выбрала, и ты с этим вчера согласился. Все, теперь ты мой.

И, опять посерьезнев, закончила:

— Уржумов правда торопит, что-то у него срочное. Давай быстренько почаевничаем, да беги. А я здесь все приберу.

Через два часа, трясясь в седле снегохода, Андрей пытался обдумать все произошедшее, разложить для себя по полочкам, проанализировать и понять. Но нынче груза было много, а людей мало, пришлось самому садиться за руль. Груз был тяжелым, маршрут — извилистым, встречный ветер — холодным и резким, и думать получалось плохо. В конце концов он махнул рукой и сосредоточился на дороге.

Приехал в Озерный. Народ встречает, радуется — еще бы, большой начальник прибыл, да еще от новогодних пирушек люди толком не отошли. А настроение — ни к черту. Намерзся, задубел, лицо снегом посекло, несмотря на очки и подшлемник. Но это еще полбеды. Главное — в душе погано, все кажется, что он не по-людски со Светой поступил, не по-честному. И, вроде бы, девчонка на себя все взяла, его совесть должна быть спокойна, однако же дерет что-то. Хочется напиться до зеленых чертей, а приходится махать приветственно, руки жать, улыбаться, слова правильные говорить. Уржумов в баньку принялся зазывать — Бородулин отказался: вперед дела делать надо. Двое парней, что с караваном пришли, однако, отказываться не стали. Ну да пусть их, они свое на сегодня отработали. Местные сами и груз приберут, и технику обиходят, а им можно и отдохнуть.

Олешков видно не было, паслись, видать, где-то поодаль. А начальник оленеводов стоял здесь же, на берегу, чуть в стороне. Бородулин подошел, остановился. Гость смотрит на него, он — на гостя, оценивают друг друга. Хотя что тут оценивать? Типичный житель Севера. Немолод. Лицо морщинистое, темное, словно из кости резаное. Глаза узкие, раскосые, как у всех северных народов. Скулы широкие, а подбородок узкий, отчего кажется, что щеки ввалились. Одет в расшитую малицу, меховые штаны, унты.

Насмотревшись, гость сдернул меховую рукавицу:

— Ивкавав Николай Сергеевич.

— Бородулин Андрей Владимирович.

Рука у гостя была сухая и твердая, как деревяшка.

— Пойдем в тепло, Николай Сергеевич, потолкуем.

Без малицы и меховой оленьей шапки с длинными ушами главный оленевод оказался невысоким и сухощавым. Он сел за стол напротив Бородулина, сложив руки перед собой.

— Спрашивайте, Андрей Владимирович.

Бородулин внутренне хмыкнул.

— Рассказывайте, Николай Сергеевич. Когда вы сюда попали, сколько у вас народа, чем живете, какие у вас планы, как видите наше дальнейшее сотрудничество.

Гость помолчал некоторое время, собираясь с мыслями, потом начал говорить:

— Ну, лично я попал сюда два месяца назад.