Егор нырял раз за разом, неустанно шаря руками по каменистому дну, надеясь, что Бог все же есть на этом свете, и этот всемогущий Бог – непременно добр и милостив к чадам своим…

    – Данилыч! – сквозь всплески воды долетел до него чей-то громкий голос. – Данилыч, вылезай, здесь царевич! Спасли уже!

    Егор, отфыркиваясь и отдуваясь, выбрался на берег. В трех метрах от него стоял мокрый – до последней нитки но улыбающийся царевич, плечи которого крепко обнимал стоящий перед ним на коленях Петр. Широкое лицо царя было мертвенно-бледным, щеки, покрытые густой трехдневной щетиной, мелко и беззащитно дрожали…

    – Все уже хорошо, дядя Саша! – бодрым голосом сообщил Алексей, болезненно потирая свою сильно покрасневшую правую щеку. – Меня Гаврюшка спас! Ловко схватил за шиворот и вытащил! Молодец – Гаврюшка, хвалю! – вымолвил торжественно, явно подражая отцу.

    – Да чего там! – скромно пробормотал стоящий рядом с царевичем Бровкин-младший, также весь мокрый и дрожащий. – Мы – завсегда готовы, со всем нашим прилежанием и удовольствием…

    Тут же развели еще один серьезный костер, между кострами сложили рядком несколько камзолов, промокших и замерзших мальчишек раздели догола, уложили на камзолы и тщательно растерли – холщовой рубашкой Алешки Бровкина, слегка смоченной анисовой водкой.

    – Я решил! – неожиданно объявил царь. – Назначаю Бровкина Гаврюшку – охранителем царевича Алексея! Пусть отрок шустрый сей – всегда будет при моем сыне. И помогает ему – денно и нощно, как мне помогает – мой верный охранитель, генерал-майор Меньшиков, пэр Александэр! Есть у тебя, Алексашка, перья, бумага и чернила? Тогда завра же утром напишу Указ про то…

    – Пусть кто-нибудь из вас сходит в мой дом и принесет для ребятишек сухую и теплую одежду! – обратился Егор к своим сотрудникам. – Ну и на меня прихватите что-нибудь. Да, ребята, моей жене и царевне Наталье не надо всего рассказывать! Поведайте, что просто баловались, брызгали водой друг на друга, вот и промокли немного.

    – Еще, орлы охранные! – вмешался низким басом князь-кесарь. – Захватите там пару шкур медвежьих или лосиных – на худой конец. Холодает что-то… Да и лишнюю рыбку заберите с собой, отдайте Александре Ивановне, она уже распорядится, что да как с ней делать дальше…

    Вечерело. Малиновое, слегка продрогшее солнце медленно и задумчиво клонилось к линии горизонта, уверенно вступал в свои права русский осенний закат.

    Наваристая уха давно уже была съедена, анисовая водка, как, впрочем, и тминная, выпита. Князь-кесарь Ромодановский и генерал фон Зоммер мирно посапывали рядком, завернувшись в большую медвежью шкуру, царевич Алексей и Гаврюшка пускали по речной глади «блинчики», любуясь закатным заревом, Алешка Бровкин и Василий Волков увлеченно дулись в картишки, охранные сотрудники тщательно бдили – чуть в стороне, как им и положено…

    А Петр и Егор, полулежа на темно-серой лосиной шкуре, продолжили свой утренний разговор, прерванный важными делами рыбацкими. Только не сразу, а сделав небольшое отступление – чисто ботанического характера.

    – Я не ошибся, случаем, в уху-то – картошка была добавлена? – чуть насмешливо спросил царь. – Откуда, любезный охранитель?

    Егор смущенно передернул плечами:

    – Так из славного города Амстердама, мин херц! Тот мешок, что шкипер английский презентовал тогда – герру Лефорту, – я себе прибрал.