Никакого злата-серебра. Обычная посуда, граммофон с пластинками, велосипед, швейная машинка, шубы, обувь, одежда, всякий домашний скарб.
Что-то из вещей «чердачник» оставил себе или раздарил, что-то разнес по антикварным магазинам, не шибко при этом обогатившись. Но меня просто трясет от зависти, когда я представляю: вот он светит фонариком в черную дыру, и луч выхватывает из тьмы фрагменты ушедшей жизни. Сбегая из голодной Москвы куда-нибудь на хлебную Украину или в сытную Сибирь, хозяева, конечно же, рассчитывали вскоре вернуться, потому что ну сколько может продержаться эта нелепая советская власть?
Никто не вернулся, всё на свете переменилось и перевернулось вверх тормашками – но только не здесь. Вещи на месте, ждут владельцев.
Про третий тайник, самый чудной из всех, я прочитал в британской газете «Телеграф».
Умерла одна старая-престарая француженка. Разбираясь в ее наследстве, душеприказчики выяснили, что за ней среди прочего имущества числится квартира в девятом округе Парижа, между Оперой и площадью Пигаль. Вскрыли дверь – и ахнули.
Из этой квартиры в июне 1940 года хозяйка бежала от немцев. И больше ни разу не переступила порога. Здесь с тех пор вообще никто не бывал. Плата исправно вносилась, так что претензий ни у кого не возникло. Почему женщина сюда не вернулась – бог весть. Может быть, не хотела ворошить какие-то тяжелые воспоминания.
Прессу больше всего заинтересовала висевшая на стене картина Джованни Болдини, впоследствии проданная на аукционе за два с лишним миллиона евро. А по-моему, эка невидаль – картина.
Вы лучше загляните в эту хронодыру – и попадете прямо в тот самый день, когда боши шли на Париж, и времени оставалось очень мало, только прихватить самое необходимое. Мгновение застыло, как муха в янтаре. Лишь слегка припорошилось пылью.
Во времена моего раннего детства была такая мода – закапывать «секретики». Мне она ужасно нравилась. Мои друзья уже переросли эту игру, а я всё что-то закапывал, откапывал, перепрятывал. И когда мы переезжали из Оболенского переулка в далекие, как другая галактика, Кузьминки, я почему-то решил оставить на старом месте всем «секретикам» «секретик». В жестяную коробку из-под новогоднего подарка (космическая ракета, улыбающийся месяц, кремлевская башня) я сложил массу ценных вещей. Там был синий стеклянный шарик, сверкающий пятачок 1961 года, оловянный пулеметчик и целая коллекция разноцветного «золотца» – красивой фольги от винных бутылок, которые мне давала дружественная продавщица из соседней рюмочной.
Вот найдут мой «секретик» через пятьсот лет археологи и сломают себе голову, что это за таинственный набор артефактов.
Неподалеку от Сен-Мало, где я сейчас сижу, дописываю последнюю повесть для «Истории Российского государства», есть городок Сен-Бриак-Сюр-Мер, хорошенький, словно картинка из детской книжки.
Известен Сен-Бриак тем, что здесь несколько десятилетий находилась резиденция местоблюстителя российского престола, главы царского дома в изгнании, – сначала Кирилла Владимировича (1876–1938), затем Владимира Кирилловича (1917–1992).
Но поскольку монархического и аристократического пиетета во мне мало, венценосным соседством я никогда особенно не интересовался. А тут вдруг прочитал в местной газете, что office de tourism Сен-Бриака по четвергам устраивает экскурсии «Romanovs» (к 400-летию дома Романовых?), – и решил сходить.
Два часа слушал всякое душещипательное. Про романтическую любовь гран-дюка Сирила к разведенке-принцессе, внучке британской Виктории.
Жили местоблюстители очень скромно. |