Джексону же просто нравилось гулять и время от времени задирать лапу у деревьев и фонарных столбов, оставляя нерукотворные «послания» здешним барбосам.

Во время одной из таких прогулок мне и повстречался будущий кавалер. Надо сказать, что Керриган попытался изменить свою внешность – стал отращивать окладистую «шкиперскую» бородку и длинные волосы. Одет он был прилично, а по здешним меркам, даже нарядно.

Моя дружба с Юлией имела и чисто шкурный интерес. Дело в том, что она помогала мне вспомнить немецкий язык, который я изучала в школе, а потом благополучно забыла. Теперь же мы беседовали с невестой Крузенштерна на своеобразном суржике – немецком с вкраплением русских слов.

Потому я не особо удивилась, когда Керриган, пардон, О’Нил, на довольно приличном немецком произнес в мой адрес цветистый комплимент. Юлия зарделась словно маков цвет, а я произнесла нечто совершенно безалаберное и дикое с точки зрения немецкой грамматики. От смущения я чертыхнулась уже по-английски.

– Мисс знает язык Шекспира и Дефо? – с деланым удивлением произнес мой якобы новый знакомый.

– Да, то есть йес, – кивнула я. – Вы предпочитаете беседовать по-английски?

– Мисс, судя по всему, русская. Только этот язык мне незнаком, – ответил Керриган. – Так что, если вы хотите продолжить общение, то вам следует выбрать, на каком наречии вы хотели бы со мной разговаривать.

Джексон, который внимательно смотрел на американца, словно что-то вспоминая, неожиданно оглянулся назад, зарычал и грозно гавкнул. Долговязый мужчина в одежде бюргера, остановившийся неподалеку от нас и внимательно прислушивавшийся к нашему разговору, пугливо шарахнулся в сторону и даже, как мне показалось, забормотал под нос молитву.

– Вообще-то, отец не разрешает мне знакомиться с незнакомыми людьми на улице, – нравоучительно произнесла я. – А родителей следует слушаться.

– Мисс, я понимаю, что поступаю неприлично и навязчиво, – взмолился Керриган, – но мне очень хотелось бы увидеть вас еще раз.

– Я прогуливаюсь здесь каждый вечер. Не подумайте только, что это приглашение на следующее свидание, – я улыбнулась американцу и строго погрозила ему пальцем.

Подхватив под руку Юлию и незаметно подмигнув Керригану, я с Джексоном направилась в сторону замка. Два «градусника», стоявшие чуть в стороне, двинулись следом за нами.

13 (25) апреля 1801 года.

Российская империя. Санкт-Петербург.

Капитан ФСБ Старых Андрей Петрович.

РССН УФСБ по Санкт-Петербургу

и Ленинградской области «Град»

– Скажи, Андрей, а почему тебя называют Копом? – поинтересовалась фельдшерица Ольга, которая, после отбытия в Ревель доктора и водилы «скорой», осталась в Питере в качестве начальника нашей импровизированной «медсанчасти».

– Тут все просто. Срочную я служил в «Голубой дивизии». Потому-то наши остряки и дали мне прозвище Коп. Как ты помнишь, так в Штатах по-простонародному называют полицейских.

– Ага, понятно, – кивнула Ольга, одеваясь на ходу и собирая свой дежурный саквояж. Минут десять назад к нам в Кордегардию пришел мужичок, который, запинаясь и всхлипывая, стал объяснять, что у него жена вздумала рожать, и что-то там у нее пошло не так.

К нашей фельдшерице, которая, как оказалось, неплохо разбиралась во всех этих деликатных женских делах, уже не первый раз приходили местные жители. Ольга успела прославиться в округе как самая умелая и знающая повивальная бабка. Хотя какая она «бабка» – молодая и симпатичная. Мне она, во всяком случае, нравится.

По приказу подполковника Михайлова, ни один из нас не имел права в одиночку выходить за пределы Кордегардии.