Изменить размер шрифта - +
Они принадлежат мне, и я хочу, чтобы ты выслал их мне. Разумеется, все расходы я возьму на себя, а ты позаботься о том, чтобы они были в целости и сохранности.

Ханрахан снисходительно хмыкнул:

– Думаешь, они стоят того?

– Не сомневаюсь в этом.

– Это же твоя церковь, Майкл. Ты уверен, что поступаешь правильно?

– Да, это была первая церковь в Риме, в которой я начал работать, – тихо сказал Денни. – Я не сказал это молодому полицейскому, но это истинная правда. Это место пробуждает во мне массу приятных воспоминаний.

– И поэтому ты хочешь, чтобы мы оставили тебя там на несколько минут по пути в аэропорт?

Денни взглянул на серое лицо Ханрахана и подумал, что сейчас самое главное – не проявить малодушия перед этим человеком.

– Брендан, надеюсь, ты понимаешь, что мой отъезд никоим образом не должен походить на паническое бегство.

– Да, конечно, – ухмыльнулся ирландец. – Но я не понимаю, зачем нужен весь этот спектакль?

– Ради меня самого, – ответил Денни с таким блеском в глазах, которого Ханрахан не видел у него уже много лет.

– Полагаю, все дело в женщине, – догадался ирландец – Той самой сестре Аннетт, монахине из Парижа, за которой ты так долго ухаживал. Майкл, я читал твое досье и прекрасно знаю твое прошлое. Неужели это все из-за нее?

Денни долго думал, прежде чем ответить на вопрос. Одна мысль об Аннетт бросала его в дрожь.

– Это была самая прекрасная женщина из всех, которых мне доводилось встречать. Мы открыли друг другу глаза на этот мир. Знаешь, жизнь человека всегда требует какой-то тайны, иначе зачем нам нужен Бог?

Ханрахан недовольно поморщился:

– Я знаю эту романтическую историю про Абеляра и Луизу, но ты подумай, какую цену они заплатили за свою любовь.

– И все же они были живыми людьми, Брендан, – упрямо возразил Денни. – А вот ты, например, даже представить себе не можешь, что могут означать для человека такие вещи. И мне остается только пожалеть тебя, ты много потерял в этой жизни.

Денни закрыл глаза и вспомнил те благословенные времена. Воспоминания были настолько яркими, что, казалось, он снова прикоснулся к Аннетт.

– Именно в той самой церкви я впервые познал женщину и нисколько не жалею об этом. Ты же знаешь, я долго воздерживался, и это был мой первый опыт общения с женщиной. Это случилось в небольшой комнате позади алтаря. Дверь можно было запереть и делать все, что душе заблагорассудится. Никто не знал о нашей связи. Мы встречались с ней пять-шесть раз в неделю, запирались на замок, скидывали постылое церковное облачение и предавались любви, которая преображала нас обоих. Словом, мы занимались тем, чем и должны заниматься живые, нормальные люди.

Ледяной взгляд Ханрахана прокомментировал его мнение по этому поводу лучше всяких слов.

– И не надо смотреть на меня так, – отмахнулся Денни. – Ты все равно не поймешь этого, так как никогда не испытывал ничего подобного. Я сейчас могу поклясться, что мы чувствовали себя в раю, обнимая и лаская друг друга. В такие минуты я ощущал, что нахожусь гораздо ближе к Господу Богу, чем во время службы. И в этих моих словах нет ни малейшего богохульства. Я мечтал о том, чтобы это никогда не кончалось, а потом...

– А потом ты бежал за ней в Париж и узнал, что она беременна, – продолжил вместо него Ханрахан. – Тебе нужно было оставить церковь, Майкл, и посвятить свою жизнь ей. Но твоя трусость, как всегда, оказалась сильнее.

Денни счел за благо не вступать в спор.

– Да, я действительно был трусом, но только не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово.

Быстрый переход