|
Что уж говорить о ее сексуальной жизни. Алекс была холодной как камень. Она пообещала себе, что займется этим, когда вернется домой. Ее слишком долго не было. Всю прошлую неделю она провела, совершая челночные рейсы между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, занимаясь устройством дел после смерти отца. Если говорить точно, она не видела Пола с прошлого четверга. Их свадьба была назначена на девятое апреля будущего года, день ее рождения. Алекс должно было исполниться двадцать восемь. Конечно, теперь свадьба повисла в воздухе – как и все остальное в ее жизни. Апрель был слишком близок и теперь никак не подходил для такого радостного события. А стремление к супружескому счастью отошло для нее даже не на второй, а на десятый план.
– Я возьму трубку в библиотеке, – сказала Алекс. Инес кивнула и снова исчезла на кухне. Предстоявший разговор с Полом поднял Алекс настроение. Она познакомилась с ним, когда осматривала двухсотлетнее, тщательно отреставрированное здание в деловом центре Филадельфии. Там располагался офис компании, в которой работал Пол. Фотограф по профессии, она снимала красивые дома и ландшафты для альбомов, обычно украшавших кофейные столики. Дело было не слишком прибыльное, но это роли не играло – ей никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Они встречались несколько месяцев, а Пол все еще не знал, чья она дочь. Он сделал Алекс предложение в сентябре, и она тут же согласилась. Спустя месяц отец умер, и ее жизнь разлетелась на куски. Но Пол по-прежнему был с ней. Было приятно знать, что он любит ее и что она может рассчитывать на его поддержку, как бы скверно ни было на душе. Библиотека была большая, со стрельчатым куполом. Три ее стены от пола до потолка состояли из книжных ясеневых полок, которые ломились от книг, фотографий и сувениров. Вдоль четвертой стены, выкрашенной в светло-зеленый цвет, располагался большой камин с изящной белой полкой. Над камином, между двумя высокими, ярко раскрашенными фарфоровыми попугаями, висел портрет ее последней мачехи, прекрасной Мерседес с длинными иссиня-черными волосами, спускавшимися на розовое шелковое бальное платье от Версаче. Как выяснила Алекс, многочисленные портреты первых пяти жен хранились в кладовке филадельфийского дома. Она догадывалась, что после каждого развода и нового брака отец заменял портреты своих бывших супруг в каждом доме, которым владел. Довольно забавно, если вдуматься. Когда после смерти отца пройдут годы, к ней, возможно, вернется способность смеяться при воспоминаниях. Но сейчас даже намек на юмор был сопряжен с неимоверной болью. Подавив вздох, Алекс села в большое кожаное кресло за письменный стол из полированного ореха. На столе лежали желтый блокнот – к счастью, без заметок, сделанных почерком отца, – и изящная серебряная шариковая ручка. Она тут же представила себе отца, сидящего в этом кресле за этим столом, говорящего по телефону и делающего заметки в блокноте. Она видела его как на ладони. Ах, папа… Почему? Но Алекс уже знала, что воспоминания не приносят облегчения. Она отогнала мысли об отце и решительно сняла трубку. – Пол? – Алекс! Это ты? – А ты ждал, что подойдет кто-то другой? – Ее тон был легким и шутливым. Звук знакомого голоса заставил ее вспомнить Пола: безукоризненная стрижка, табачно-русые волосы, зачесанные назад, худое лицо эстета, светло-ореховые глаза, длинный прямой нос, тонкие, изящно очерченные губы; высокий, стройный, красивый, холеный, образованный, светский мужчина, в которого она безумно влюблена. Даже телефонный разговор с ним доставлял Алекс удовольствие. Тело начало расслабляться, и только тут Алекс поняла, как напряжены были ее мышцы. Она развернула кресло так, чтобы можно было видеть два высоких окна с шелковыми фестончатыми шторами, и откинулась на его спинку. |
