— Но ведь это центр! Что же, убийца на глазах у всех?..

— Убийство произошло около двенадцати ночи. А этот сквер в глубине улицы. Обычно там допоздна засиживаются парочки, но как раз в тот день к ночи начался дождь, так что свидетелей не оказалось.

— А он-то что делал в дождь на улице? Не проще ли было принять человека у себя в номере?

— Видимо, условия встречи диктовад убийца. Может, он предложил гостю ознакомиться с достопримечательностями Москвы, памятниками революционным писателям. А тот, как человек любознательный, согласился.

— Ночью? В дождь?

— Дождь начался около двенадцати ночи, мы запрашивали метеосводку. Так что прогулка началась еще до дождя. Но зонтиком он запасся. Следующий — Бертран Доде, француз, это имя вам ничего не говорит?

— Нет, о нем я не слышал. Тоже убит?

Плечи Войцеховского опустились, как под непосильным грузом. Он уже не держался так прямо, как вначале. Лицо осунулось и приобрело землистый оттенок.

— Честно говоря, я так устал… Вы знаете, я же не спал ночь, после того, как узнал, что Ольгу убили.

— Вадим Борисович, дорогой, я понимаю, как вам тяжело все это слушать. И пропускать через себя. Но нам нужно найти убийцу — кровь из носа — нужно! Он ведь уже вошел во вкус. Вы знаете, где обнаружили последнего убитого? В самом центре города, за «Детским миром».

— Что, среди дня?

— Ночью. Хоть и говорят, что Москва никогда не спит, именно за «Детским миром» ночью абсолютно безлюдно.

— И что же они там делали, — последний убитый и убийца?

— А за углом, на Неглинной, находится отель «Арарат-Хайят», где накануне остановился Труэт Лорен.

Войцеховский неожиданно прижал ладонь к левой груди и прошелестел:

— У вас не найдется валидола?

Щеткин вскочил со стула. Сначала зачем-то бросился к двери, затем метнулся к столу и выдвинул рывком ящик.

— Вот валидольчик, примите… Может, «скорую» вызвать?

— Не надо… — Войцеховский положил таблетку под язык и закрыл глаза. — Вы меня сегодня доконаете… Больше никаких вопросов, пожалуйста. Я еще жить хочу.

Щеткин от смущения поскреб затылок и не знал, что делать. Он действительно испугался за Войцеховского. Надо же, какой ранимый оказался. Надо скорее его отпускать…

В дверь коротко стукнули, и появился Турецкий — бодрый и жизнерадостный, как будто только что получил приятную новость. Он удивленно взглянул на явно больного человека, который откинулся на спинку стула и сидел с закрытыми глазами. Перевел взгляд на смущенного Щеткина.

— Ты что, пытки применял?

— Да что ты говоришь, Саша! Человек еще действительно подумает…

— Применял… — мстительно проговорил человек, хотя было видно, что слова даются ему нелегко. — Он меня покойниками мучает. Уже пять человек назвал…

— A-а, догадываюсь. Речь идет об убиенных искусствоведах и коллекционерах?

— Да.

Турецкий одобрительно кивнул.

— Наш оперуполномоченный человек увлекающийся. У него если допрос, то по полной. Если о покойниках, то не менее полудюжины.

— А вы тоже следователь?

— И по тому же делу.

— Тогда мне конец… — вздохнул Войцеховский.

— Ну еще чего! Мы только начали…

Но вы так не пугайтесь. Если вам нужна передышка, я вас сам отвезу домой.