— На этот раз ему здорово досталось, и Темпус взял верх.

А Эйчан продолжает раздавать тычки и понукать, как будто он все еще…

— Заткнись!

— Джабал сейчас ничего не может предпринять, разве я не прав? За масками охотятся прямо на улицах, и никто из нас не знает, кто окажется следующей жертвой. Мы попрятались в норы и надеемся, что он вернется…

— Когда он вернется, мы разберемся с этим, если будем держаться вместе, если…

— Если! Слишком много «если». Разве ты не видела, сколько их было в поместье? Джабал никогда не вернется сюда, чтобы проиграть вторично. Он не сможет. Ты слышишь стук копыт на улицах? Так теперь будет всегда.

— Заткнись. Ты просто пьян.

Мор-ам подошел к стене и снял с вешалки плащ.

— Куда ты собрался?

— На улицу, там не так шумно.

— Подожди.

Накинув плащ, Мор-ам направился к двери.

— Вернись! — Мория схватила его за руку. — Эйчан оторвет тебе голову.

— Эйчану все равно. Он платит нам медяки и раздает серебро и наши имена чуть ли не каждому встречному.

— Не трогай его. Эйчан сказал…

— Эйчан сказал! Отстань от меня. Я не собираюсь перерезать глотку этому ублюдку, по крайней мере сегодня. У меня болит голова. Оставь меня в покое.

— Хорошо-хорошо. Я не буду разговаривать с тобой, только останься здесь.

Отворив дверь, юноша вышел на улицу.

— Мор-ам! — отчаянным шепотом позвала его сестра.

Юноша повернулся, вытаскивая монету.

— Достаточно, чтобы по-настоящему напиться, но, увы, только одному, извини.

Завернувшись в изорванный плащ, Мор-ам исчез во мраке аллеи. Прикрыв дверь, Мория пересекла комнату, присела на кушетке, обхватив руками голову и чувствуя, как бушует в жилах кровь. От досады ей хотелось что-нибудь разбить. С тех пор, как во время налета погибло больше половины бойцов, все пошло прахом. Эйчан пытался собрать оставшихся. Они не знали, насколько правдивы его слова о том, что Джабал жив. Порой к Мории приходили сомнения, хотя она и не высказывала их вслух.

Сомнения, одолевавшие Мор-ама, были куда значительнее. Мория не винила во всем своего брата, сегодня вечером Эйчан стал ей ненавистен, хотя она понимала, что именно Мор-ам привел за собой незнакомца. Напился. Накачался кррфом почти до невменяемости.

Любое место было опасно посещать слишком часто, и таверну Мамаши Беко тоже. Мор-ам любил злачные места, и привычки вели его по накатанному пути. От Мор-ама шел запах смерти, пугавший сестру. Сейчас, когда власть Джабала сильно пошатнулась, все враги, которых он успел нажить за долгую жизнь (а таких было немало), слетелись, точно стервятники на падаль.

Канули в Лету те дни, когда ястребиные маски гордо вышагивали в нарядных одеждах по улицам, теперь они носили рваные плащи и были рады схорониться в любой дыре. Для них такая перемена была горькой.

Мор-ам не смог снести этого. Мория давала ему деньги, деля их на две части, но Мор-ам лгал ей, и она знала, что это так, поскольку для посещения Мамашиного заведения требовалось больше. Возможно, он перерезал чье-то горло или украл кошелек, невзирая на строгие наказы Эйчана. Мор-ам медленно убивал себя, и сестра понимала это. Вдвоем они вырвались из этой грязи, из этой трясины и поступили на службу к Джабалу, научившись жить, как господа. Теперь, когда они вернулись к тому, от чего бежали, Мор-ам принимать такие условия жизни отказывался. Весь свой разум и талант Мория отдавала брату, прикрывала его, лгала ради него. Эйчан собственноручно убил бы Мор-ама или избил бы его до смерти, если б узнал, что тот отправился в ночь. Жаль, у нее нет сил выбить из брата всю его глупость, прижать его к стене и хорошенько вразумить.