|
Когда он почувствовал, что острия входят в его тело и начинают вытягивать жилы, связывающие его с жизнью, он попытался бороться. Зрение его прояснилось, он заставил глаза подчиниться командам мозга. Но даже будучи архимагом, он не был всемогущ и не смог заставить свои уста наслать на нее проклятие, он только наблюдал за ней — за Саймой, он узнал ее наконец, ту, которая за последнее время с наслаждением отправила на тот свет немало его собратьев. Она так медленно двигалась, что у него было время поблагодарить ее взглядом за то, что она не завладела его душой. Песня, которую она напевала, затуманивая сознание, недешево обошлась ей: смерть, которая придет за ней, не будет столь сладостной, как у него. Если бы он мог говорить, он поблагодарил бы ее — не стыдно быть поверженным сильным противником. Они заплатили каждый свою цену одному и тому же хозяину.
Он еще контролировал ситуацию. Сайма не мешала ему. Не следует делать то, что может вызвать гнев определенных сил. Ко где-нибудь она столкнется с этим человеком и с многими другими, кого она увела из этой жизни в загробный мир. Тени умерших обычно не прощают ошибок. Когда грудная клетка Хазарда перестала подниматься и опускаться, Сайма соскользнула с него, перестав напевать. Она облизнула острия заколок и воткнула их обратно в свои густые черные волосы, стащила тело с кровати, привела его в приличный вид, одела и поцеловала в кончик носа перед тем, как отправиться назад, туда, где ее ожидали Ластел и другие. Проходя через бар, она взяла кусочек лимона, раздавила его пальцами, покапала соком на запястья, помазала им за ушами и в ложбинке у горла. Эти люди могли быть грубыми некромантами и трижды проклятыми лавочниками с купленными впрок чарами, чтобы отражать насылаемые заклятия, опустошавшими душу и кошелек, но не было ничего более не подходящего для их носов. Лысая голова Ластела, его плечи борца, безупречные в выполненной на заказ бархатной одежде, легко узнавались. Он даже мельком не взглянул на нее, продолжая болтать с одним из чиновников принца-губернатора Кадакитиса — Молином Факельщиком, официальным священником Вашанки. Шел праздник Нового года, и эта неделя была заполнена гуляньями, которые были одобрены властями Рэнке: поскольку (хоть они завоевали и подчинили себе земли и народы Илсига, так что некоторые рэнканцы осмеливались называть илсигов «червями» прямо в лицо) им не удалось подавить поклонение богу Ильсу и его пантеону, сам император дал указание, что рэнканцы должны относиться терпимо и с уважением к празднествам «червей», посвященным сотворению мира и возобновлению года богом Ильсом. Сейчас, особенно в связи с тем, что империя Рэнке вела изнурительную войну на севере, было не время допускать возникновения распрей на ее окраинах из-за таких мелочей, как привилегии малоизвестных и слабых богов. Восстание в буферных государствах на северной границе Верхнего Рэнке и раздуваемые слухи о кровопролитии в горных .краях Стены Чародеев, выходящем за пределы разумного, доминировали в монологе Молина: — Что вы говорите, уважаемая леди? Может ли быть, чтобы волшебники Нисибиси заключили мир с варварским властителем Мигдона, найдя к нему путь через твердыни Стены Чародеев? Вы много путешествовали, это видно… А может, и вправду мятеж на границе — дело рук Мигдона и их орды так страшны, как мы вынуждены полагать! Или все дело в неурядицах с рэнканской казной, и северное вторжение — это лекарство для нашей больной экономики? Ластел моргнул припухшими веками, потом все же посмотрел на нее, его пухлая рука обвилась вокруг ее талии. Сайма ободряюще улыбнулась ему, а затем обратила внимание на священника. — Ваше святейшество, как это ни грустно, но я должна признать, что угроза мигдонианцев весьма реальна. Я изучала реальность и магию в Рэнке и за его пределами. Если вы желаете проконсультироваться и Ластел разрешит, — она была самой отчаянной насмешницей в Санктуарии, — я буду рада сопровождать вас в день, когда мы оба будем готовы к «серьезному» рассуждению. |
