Изменить размер шрифта - +
И. Тютчев

Еще во сне его слуха коснулись грустные и куда-то зовущие звуки свирели... Сознание просыпалось, и Василя вновь стали томить все те же непонятные чувства и мысли. Откуда приходит загадочный и неуловимый, как туман, пастух? Может быть, не из древних земных полей, а с далеких космических пастбищ?

Мысль до того странная, что Василь окончательно проснулся и рассмеялся. Космические пастбища! Надо же придумать такое. Тут же вспомнил, что через час, когда в полях рассеется туман и вместе с ним уйдет таинственный гость, с внеземной станции спустится другой пастух - дядя Антон. Вот этот никуда не уйдет, с ним можно поговорить, узнать много нового.

За окном уже вовсю трещали воробьи, утренние лучи медленно ползли по стене комнаты и коснулись косяка дверей. Василь вскочил, принял волновой душ, позавтракал и босиком помчался за околицу села.

Поля дымились, искрились травы, и от обжигающе холодной росы захватило дух. Вот и роща Тинка-Льдинка, похожая по утрам на струнный оркестр - так много здесь было птиц. За рощей степь. В ее просыхающих травах уже путались пчелы, а на пологом холме паслись лошади. Это как раз тот самый небольшой опытный табун, который изучает ученый-пастух дядя Антон.

Василь подскочил к своему знакомцу - недавно родившемуся жеребенку, обнял его за шею, гладил гриву и приговаривал:

- Хороший ты мой. Хочешь, мы будем с тобой дружить?

- Он хочет к своей маме,- услышал мальчик голос дяди Антона.- Отпусти его. Это еще совсем малютка, сосунок.

Жеребенок смешными шагами подошел к своей маме - светло-серой кобылице Стрелке, встал под ней, как под крышей, и начал сосать молоко.

- А имя ему еще не придумали? - спросил Василь.

- Пока нет. Хочешь предложить?

- Вчера вы говорили, что он из старинной породы орловских рысаков. А что, если назовем его Орленком?

- Хорошее имя,- одобрил дядя Антон.

Мальчик сел рядом с высоким светловолосым пастухом и задал все тот же вопрос о другом, постоянно тревожившем его воображение пастухе: кто он? Дядя Антон, к сожалению, лишь пожал плечами и ответил почти теми же словами, что и фея весенних лугов.

- Кто его знает. Он пасет лошадей только ночью. Но как пасет! Лошади так и льнут к нему. И чем он их приворожил?

- А вы хоть раз видели его?

- Нет. И пытаться не следует. Он этого не любит.

- А что, если он не земной пастух? А что, если он приходит с древних космических пастбищ?

- Космических? Ну это вряд ли,- рассмеялся дядя Антон. Он встал, подошел к Стрелке и посмотрел ей в глаза, потом сел на бугорок и задумался. Василь понял, что сейчас лучше не мешать ученому-пастуху.

Мальчик ушел в сторону и устроился под могучим и давно полюбившимся ему тополем. Его крона так разрослась, что казалась густым зеленым облаком. "Тополь-бормотун",- так назвал его про себя Василь. И в самом деле: более болтливого дерева не было в окрестных лесах и рощах. Стоило пронестись ветерку, как его ветви начинали переговариваться, листья шуметь, и долго потом стоял несмолкаемый гул. И даже когда ветер стихал, тополь не унимался и продолжал бормотать. Может быть, там шепчутся дриады? Василь поднял голову, но в зеленой полумгле увидел лишь пляску острых, как иголочки, солнечных лучей и птичьи гнезда.

Василь взял из Памяти книгу. Но не читалось. Его внимание привлек небольшой табунок лошадей, проскакавших вдали. Но это обычные лошади. Совсем иное дело табун, где родился Орленок. Такого табуна в мире больше нет. Над ним работают ученые, в том числе и дядя Антон.

Ученый-пастух все так же сидел на бугорке, глубоко задумавшись. Сейчас он, наверное, советуется со Сферой Разума. Василь уже знал, что Сфера общается и с ним, и с другими детьми. Но пока лишь внешне - с помощью фей, русалок, дриад и других природных существ. Нет, у взрослых общение более глубокое, телепатическое. Перед ними - вся историческая память и все знания человечества. Сейчас дядя Антон, может быть, даже видит своих коллег ученых-"лошадников", живущих в разных странах.

Быстрый переход