Ян и Тит расставляли мелочи и весело разговаривали.

Так прошел день до вечера, солнце уже закатывалось, когда снаряженный в путь экипаж, старый и потертый, остановился у ворот.

— А! Это они! Пойдем! — воскликнул Ян.

Быстро спустились со ступенек; там их уже ждали, оставив места в экипаже.

— Почему же все упаковано? — спросил Ян.

— Не спрашивай, — ответил доктор Фантазус, — не спрашивай. Молча почти доехали до костела. Ягуся оставила руку у Яна,

который целовал ее, а сама сидела бледная и задумавшись. Венчание совершилось молча, серьезно, старик ксендз объяснил новобрачным их взаимные обязанности. Доктор стоял в отдалении. Дочь долго еще молилась; потом уходя попросила разрешения поехать за благословением на могилы бабушки, матери и сестры, находившиеся недалеко.

Фантазус молча согласился, и печальный визит на кладбище скоро закончился. Всем невольно казалось, что в этом посещении могил кроется скверное предзнаменование.

Хотели уже садиться в экипаж, когда взволнованный доктор сказал:

— Моя Ягуся! Я тебя благословляю и прощаюсь! Вернетесь одни в город в другом экипаже, который вас ждет у костела; я еду.

— Отец, отец! — воскликнула с упреком дочь. — Так скоро нас покидаешь? Еще сегодня? Сейчас? Разве так годится?.. Разве ты хочешь отравить нам самый счастливый день жизни?

— Не могу, не могу остаться! Присмотревшись к вашему счастью, может быть, я не смог бы вас оставить; а я должен, нужно. Еду, еду сейчас; не удерживайте меня. Ян, — добавил он, — вот твоя жена; в мире нет у нее никого, кроме тебя, ты ее опекун, защитник. Будьте здоровы, будьте здоровы! Будь здоров, Тит! Тебе не надо желать счастья: думай только о своем Геркулесе, да не ходи под окна каштелянши — будешь счастлив.

Еще раз обнял их.

— Батюшка, только сегодня, только еще сегодня вечером останься. Поедешь завтра, поедешь ночью, — просила Ягуся.

— Дитя мое! Ты знаешь, я никогда не изменяю своему слову; не могу остаться, не проси у меня даже минуты. Будьте здоровы! Дай Бог, чтобы мы расстались не навсегда!

Он поцеловал в лоб заплаканную Ягусю, пожал руки Титу и Яну и живо вскочил в экипаж. Еще присутствующие не опомнились, как его уже не было. Ягуся упала на руки мужа, с плачем жалобно повторяя:

— Он меня не любил!

Этот отъезд отца опечалил молодых на весь вечер. Вернулись домой; испуганная и оставленная вдруг в одиночестве Ягуся все время плакала. Тит, видя, что он здесь лишний, вскоре ушел и оставил их одних, а Ян стал перед ней на колени и пытался утешить как мог. Но напрасно. Подобно голубям Ягуси и она сама тоже, очутившись в новом месте, была напугана своим новым положением и неизвестной еще жизнью, которую начинала. Отъезд отца отнял у нее всю радость, сжал сердце, лишил надежды.

— Ангел мой, — говорил ей Ян, стоя на коленях и целуя свесившиеся ручки, — ты отравляешь своей печалью столь красивый и памятный день. Отец твой, увлеченный великой или странной мыслью, возвратился к излюбленным исследованиям; мы одни, и всегда будем друг с другом. Несколько дней отдыха, а потом возьмусь за работу, чтобы мы были богаты, чтобы тебе всего хватало. Боюсь из-за тебя нашей бедности; пока я был один, она меня не заботила, но теперь!..

И начав мечтать, строить планы на будущее, он повел Ягусю за собой в этот чудный край. Оба стали улыбаться, рассказывая друг другу, каким бы хотели видеть будущее. Старые часы пробили двенадцать, а они все еще разговаривали: наконец, Ян, прерывая объятием последние слова, повел ее зардевшуюся в спальню.

Ягуся расплакалась и упала на колени.

X

Так прошел первый вечер счастливой пары новобрачных, а после него протекло много дней столь же ясных, столь же счастливых.