– Этого вскрытия две недели ждать. А хоронить когда?

– Значит, ничем помочь следствию вы не можете? Тогда идите, гражданин, и не мешайте работать. Когда будут новости, вам сообщат.

Евгений Петрович вышел на улицу, прошел немного под дождем.

– Сволочи! Сами нарочно со вскрытием тянут, чтобы родственники отказались, возиться не хотят.

Он вспомнил, что так и не сказал следователю о телефонном звонке, и как его отфутболили в консультации. Он повернул назад.

– Ну погоди, гнида очкастая! Через прокурора с тобой разговаривать будем!

В среду Надежда позвонила Оле на работу и договорилась встретиться с ней на «Горьковской» перед вечерними занятиями в ЛИТМО.

– Здравствуйте, Оля, простите, что отнимаю у вас время.

Худенькая, незаметная девочка, с Маринкой ничего общего, а вот, дружили с первого класса.

– Пойдемте в «Лотос», выпьем кофе. Скажите, – начала Надежда, – вы часто с Мариной виделись?

– Последнее время реже, а в этом месяце совсем не встречались.

Так, значит, Марина не говорила ей ничего про беременность.

– А на похоронах это все одноклассники были?

– Да, ребята из школы.

«Воспитанная девочка, – подумала Надежда, – будь на ее месте Маринка, царствие небесное, давно бы меня подальше послала с моими расспросами».

Оля продолжала:

– Она в школе другая была, училась всегда хорошо, все ей легко давалось. А потом как-то изменилась, как-то захотела всего сразу. Мне говорила: будешь мучиться шесть лет, глаза портить, а кем потом станешь? У нас, говорит, таких идиотов полный институт: мужики железки паяют, бабы бумажки перекладывают. Ох, простите!

– Ничего, я понимаю. Наверно, не очень лестно она о нас о всех отзывалась.

Оля промолчала.

– А как же она собиралась свою жизнь устраивать? Учиться, я так понимаю, она не хотела. Может быть, она замуж собиралась? Молодые люди за ней ухаживали?

– В школе за ней много бегали, а потом она всех отшила, сопляками называла. Она говорила, кто-то у нее на работе был. Там какие-то сложности, она говорила, если выгорит, она сразу жизнь свою устроит: и машина будет, и квартира, и деньги. Он и так ее на машине возил. Она говорила: лучше один раз рискнуть, все на карту поставить, чем всю жизнь, как ее родители, лямку тянуть, хотя родители ее очень любили и никогда ничего для нее не жалели.

– А она не могла немного преувеличивать, скажем так?

– Вообще-то, она прихвастнуть любила, но со мной нет. Я ей не соперница!

– Да вы умница, Оленька! Оля опустила голову.

– Зачем она это сделала?

– Что, с седьмого этажа бросилась? Скажите, Оля, а вы сами-то в это верите?

– Но ведь говорили, что начальник ваш…

«Ну, Полякова, зараза, и тут успела!» – это про себя, а вслух Надежда ничего не сказала и стала прощаться.

А назавтра начальнику позвонили и срочно вызвали к следователю. К вечеру он на работу не вернулся. Дома Надежда ждала звонка, не дождалась, стирала, потом залезла под душ, и тут-то зазвонил телефон. «Не пойду», – сонно подумала она, блаженствуя под теплыми струями, но почему-то сама не поняла, как оказалась в коридоре у телефона.

– Надежда Николаевна, это Лебедев. – Голос какой-то полузадушенный, наверное, из автомата звонит. – Я бы хотел с вами поговорить.

– А вы где находитесь, Сан Саныч?

– Да я тут, у вашего метро. Если не поздно, мы бы могли тут встретиться.

Надежда посмотрела на лужу у ее ног на полу.