И все-таки что-то я заметил, вроде бы не смотря. Во всяком случае, поневоле повернул голову в ту сторону.

Да… Где-то во втором ряду застыла группа лиц весьма характерной национальности. Несколько мужчин уже не первой молодости, а с ними молодая высокая женщина с такими глубокими карими глазами, что я на секунду застыл.

Бывают же красивые девушки! Я, женатый человек не первой молодости, вернее – уже далеко не молодой, и то готов был любоваться не отрываясь. Да, с годами очень многие еврейки раздаются вширь, плюс для них характерен тяжелый таз, они становятся некрасивыми и сварливыми, даже по форме напоминают бутылку, однако в юности девушками порою бывают прелестными и интересными.

Ладно. Мало ли красивых девушек и женщин? У меня супруга очень хороша собой, а фигуре позавидуют юные нерожавшие девицы. Наверно, мужчина по природе своей не может пройти мимо и не обратить внимания на случайно встретившуюся красотку. Однако взгляд еще не означает каких-то иных желаний. Встретились, посмотрели, и каждый отправился своей дорогой, чтобы никогда не встретиться вновь и не вспомнить об этом.

Нет, меня, может, и вспомнят – как человека известного и важного. А я?

Еще далеко до тех безрадостных времен, когда кумирами толпы станут обычные скоморохи. Безголосые, смазливые, только и умеющие открывать рты под фонограмму да кривляться на сценах. Сейчас ценятся лишь те, кто имеет реальный вес в обществе. Аристократы, всякие министры, полководцы. В их числе я отнюдь не являлся последним. Один из приближенных монарха крупнейшей державы, между прочим, с недавних пор – граф, человек, имеющий некоторые заслуги в войне с победами над самым разным противником. Пусть мои портреты не висели в каждом доме, кто-нибудь в толпе обязательно меня бы узнал. Да и с точки зрения обывателя, одно только нахождение непосредственно рядом с русским императором значило очень и очень много. Может, и запомнят.

Хотя зачем?

Вот и карета. Поехали.

А город, между прочим, по-своему красив. Не хуже Риги. И уж вообще впечатлял Королевский замок с высокой башней. В мои-то года его не было. Пострадал во время войны, а восстанавливать не стали. Предпочли разрушить окончательно. Я даже развалин не лицезрел. Лишь запомнил у других развалин, кафедрального собора, могилу еще не родившегося здесь Канта.

Или уже родился? Не помню я дат рождений и смертей…

Короля Пруссии я видел первый раз. Далеко не молодой, лет шестидесяти, не меньше, в парике, с бритым вытянутым лицом, осанка важная, как иначе, порода. Говорил его величество по-французски. Его двор – так же. Что за мода – забывать родной язык и болтать на чужом?

Впрочем, этим языком я тоже владел неплохо. Поневоле выучишь, если пару лет вынужден болтаться по волнам, командуя французскими флибустьерами. Да и прежде я стал французским дворянином де Санглиером, и уж затем – русским Кабановым. Петр «благородным» наречием не владел, зато шпарил на голландском и том же немецком. Слава богу, последний Фридрих пока еще не забыл. Владел немецким с голландским и Алексашка. В отличие от меня – не граф, а князь. За немалые заслуги в освоении Прибалтики и за постройку Санкт-Петербурга. Вся прочая наша компания оставалась в России или моталась по Европам, как Калинин. Тут было не Великое посольство или нечто подобное. Так, личная встреча монархов, при которой присутствовала приличествующая этикету свита.

Речь шла о том, что могло сблизить соседние государства. Волею капризной военной судьбы мы теперь имели общую границу – где-то между Мемелем и Полангеном. Значит, надо было обезопасить себя от нападения (посмотрел бы я, как армия могучей Пруссии обрушивается на крохотную Россию), а равно заключить союз против возможных третьих лиц. Швеция пока была временно выведена из числа воинствующих стран, и как-то само собой третьим лицом становилась Польша.