Сорвался с места и побежал искать телефон-автомат. Для одного солидного звонка должно вполне хватить оставшихся денег. Вариантов моего звонка было много: родители могли просто спать в деревенском доме и мобильная связь их не достанет. Могли сорваться в дорогу и уехать сегодня, в субботу, хотя и обещали быть в Лаповке еще целое воскресенье. Вот как раз этот вариант меня больше всего и взволновал, не хватало нам только разминуться! Зато на магистрали отличная связь. Лишь бы мама не дремала в пути и ответила, а то отец ночью так гонит, что на пиликанье мобильника не отвлекается принципиально.

Повезло дважды. Родители были на магистрали, но в город пока не ехали. Наоборот, возвращались в деревню для последней ночевки. Все-таки решили меня дождаться и переговорить о последних моих путешествиях. С этого моя матушка и начала:

— Боренька? Ты все еще в пути?

— Да, мамульчик. Буду в Лаповке только на рассвете. И мне очень нужно с вами встретиться и переговорить.

— И у нас взаимная тяга к разговорам. Родственное, наверное.

— Не сомневаюсь. Значит, утром я вас бужу на завтрак?

— Да нет, — решительно возразила мать, — это мы утром тебя встретим на магистрали и сразу подбросим домой к готовому завтраку. Небось отощал в своих путешествиях?

Я прислушался к собственному желудку, который сразу напомнил о голоде тигриным урчанием, и чуть не подавился нахлынувшей в рот слюной.

— Кхе, кхе. Отощал не отощал, но сейчас бы литровую банку сгущенки выпил не отрываясь.

— Так деньги у тебя еще остались? — заволновалась родительница. — Купи себе хоть чего-то пожевать.

— Тогда до завтра! — успел выкрикнуть я, решив ни в коем случае не бросать последние монетки в телефон-автомат.

После чего поспешил в некое подобие киоска, в котором торговали жвачками, сигаретами, пивом и водкой. Ничего этого мне и даром было не надо, но другого на этой автобусной станции, видимо, никогда не продадут по умолчанию. А кушать хотелось все сильнее, поэтому я заглянул в маленькое оконце, пытаясь рассмотреть опухшее от беспробудной пьянки лицо продавца:

— Эй, парень, а из еды у тебя что-либо есть?

Оказалось, что и такая роскошь имеется, хоть и не пылится за стеклом с решетками. Но вся суть упиралась в наличность, и про разносолы пришлось забыть сразу. Только и получалось: могу купить либо небольшую колбаску докторской в четыреста граммов, либо две буханки серого хлеба. Причем хлеб оказался черствым и твердоватым. Глаза мои жадно пожирали аппетитную колбаску, а здравый рассудок взял под контроль непослушные губы:

— Две буханки. В кулек!

То есть получилось, что в автобус я таки уселся с какимникаким, но багажом. Да и то от такого мизера водитель недоуменно свел брови на переносице. Билет он проверял слишком уж придирчиво, да и от вопроса не удержался:

— В Лаповку, говоришь? А чего сам-то едешь, малой, без родителей?

— Я вам не малой! — постарался отвечать я баском, — Мне уже восемнадцать. А что ростом не удался, так это еще не повод над калечным посмеиваться.

— Да ладно, извини, — прищурился как-то слишком оценивающе водитель автобуса, возвращая мне билет, — Мне просто по роду работы положено о пассажирах беспокоиться. Вон в Лаповке утром еще темно будет, кто тебя встретит?

— Я сам кого угодно встретить могу! — почти нагрубил я в раздражении.

Уселся я почти на самых задах, ибо две трети мест пустовало. И моя рука сразу, непроизвольно потянулась в кулек. Отщипывал небольшой кусочек, старался неспешно подносить его ко рту и наблюдал за остальными пассажирами.