Зачем вы меня преследуете? Я хочу быть один, — яростно чеканя каждое слово, заявил Даил, стиснув кулаки. Готовый за свою мечту броситься на старых друзей и учинить мордобитие.
— Доиграешься, узнает о твоих загулах на крышу мастер-наставник, поставит в Сырой угол «василиска» дразнить, — зло заявил Марк, потрясая кулаком перед лицом.
Сырой угол — дальняя часть завода, заброшенная после аварии, когда из жерла междумирья вырвался фонтан жидкого пламени и чуть было не спалил все вокруг. Тогда экстренно вызванная бригада магов Горелистников с трудом справилась с прорывом и залила его заклятиями. Поэтому та часть завода стала называться Сырой угол: в ней всегда царила жуткая сырость. Люди, долго работавшие там, получали тяжелые легочные заболевания, нередко заканчивающиеся смертью. Попасть на Сырой угол — жуткое наказание. Нет ничего хуже. Разве что «прогуляться до подкожного ветра», но применялось ли оно хоть раз — неизвестно. Поговаривали, что это легенды завода, придуманные моккерами для запугивания новичков. «Василиском» же называли большую плавильную печь, в которой кипел металл, идущий на отливку корпусов боромехов, кирсанов и терчей — больших паровых роботов, продаваемых на северные границы Арнетрина, где шла казавшаяся нескончаемой война с дикими ордами Ферчера. «Василиска» специально установили в Сыром углу, чтобы хоть как-то уравновесить огненный жар печи и вечную сырость обработанного магами цеха. Иногда от перепадов температур «василиск» начинал плеваться огнем, и горе тому, кто попадал под его неласковое ворчание. Но все это были издержки производства, на которые управляющие цехами коррины не обращали внимания.
— Если ты не прекратишь дурить, не возьмешься за ум, нам придется обо всем рассказать. Мастер-наставник Шарир умный мужик, он поймет как тебе помочь да дурь из головы вытравить, — быстро-быстро проговорил Марк.
— А что такое «взяться за ум»? С утра до вечера торчать на заводе, а после работы накачиваться пивом в кабачке у Джа? Это, по-вашему, жизнь? Если вам так нравится, то я не хочу, — голос Даила звенел от возбуждения.
— Ты моккер. Твоя жизнь — работа на заводе, служение цеху Плавильщиков. Это твоя судьба, так тебе начертано от рождения. И ты не вправе идти против Карты рождения. Ты знаешь, как суров закон к отступникам. Пока не поздно, одумайся, — горячо заговорил Листер.
— Люди косо смотрят на тебя. Ты пока ничего предосудительного не совершил. Всего лишь пялишься в небо, но я тебя знаю. Ты не остановишься и однажды попробуешь прорваться к кордам, попробуешь переписать свою Карту рождения, а уже это преступление. Тебя обязательно поймают и публично казнят, чтобы другим дуракам — моккерам наука была. Ты знаешь: закон суров, но он закон. И его должны выполнять все: и литтеры, и коррины, и моккеры. Мы пытаемся защитить тебя от самого себя…
— Марк, я не просил никакой защиты. Мне она не нужна. Я хочу жить так, как живу. Так что проваливайте ко всем чертям…
— Зря ты так, Даил. Нельзя от старых друзей открещиваться, нехорошо это. Боги не прощают предателей, — зло проговорил Листер.
— А я никого не предавал. Просто дорожки наши разошлись. Вот и все. Мне больше не интересно с вами, я хочу побыть один. Уходите, во имя всех благих, — умоляюще попросил Даил.
— Ну, смотри, парниша, ты сам выбрал эту судьбу. Видят боги, мы пытались тебя защитить, — сказал Марк.
И Даил услышал в его голосе нотки печали.
Братья Друфы развернулись и один за другим покинули крышу. Даил знал, что в ближайшие несколько дней они не станут с ним разговаривать, но его это устраивало. Это даст ему так необходимую сейчас передышку. |