Через несколько сотен ярдов он спрятался в кустах, подождал кобылу и поймал ее. Мохаммет, увидев подругу, чуть было не заржал, но Шалако вовремя его одернул.

Скоро он убедился в том, что за кобылой никто не идет. Если Фултон не круглый дурак, он спрячется и переждет налет.

Через некоторое время Шалако отправился дальше и, не пройдя и полумили, заметил след индейцев: отпечаток части копыта неподкованной лошади, оставленный сегодня утром. Он снова остановился и стал тщательно изучать окрестности. Однажды он видел апача, завернувшегося в пыльное одеяло — чем не валун среди множества других валунов! В другой раз, вспомнил Шалако, среди деревьев юкки стоял апач, у которого из одеяла торчало всего несколько колючек, и целое армейское подразделение проехало мимо, ничего не заметив. Разве мог такой человек довериться беглому взгляду?

После внимательного осмотра он заметил дерево, к которому привязывали двух лошадей, кусты, на которых лошади объели листья и ветки, и пришел к выводу, что апачи ехали на неподкованных, а значит, не захваченных лошадях, и каким-то образом обнаружили убежище — возможно, учуяли запах дыма.

В лошадином помете он углядел остатки растений, росших далеко от границы. Скорее всего эти апачи принадлежали к главной шайке, вероятно, они выехали из Мексики значительно позже Чато и добрались сюда, проделав долгий и трудный путь.

Возможно, они хотели привести Чато сюда и отправились за ним, но могли скрываться и где-то поблизости.

Шалако спешился и сделал круг, не спуская глаз с лошадей. Он знал, на что способен индеец, когда речь идет о краже коней. Ему не раз приходилось видеть, как они уводили коней на глазах хозяина. Он хотел удостовериться, остались ли эти двое здесь и есть ли другие.

Приближался вечер. Тени выросли, тишина сгустилась. В чистом воздухе пустыни и гор далеко разносился малейший звук. Страна неба… Чтобы узнать, что такое настоящее небо, нужно побыть наедине с ним где-нибудь в каменистых скалах в светлое время суток.

С темнотой все меняется, дали пропадают. Ночь сужает кругозор, в пустыне видишь лишь молчаливые колонны кактусов, приземистые кустарники и черные таинственные громады гор.

Пустыня и небо одинаково требуют одиночества, чтобы узнать их до конца, надо встретиться с ними с глазу на глаз.

Тело словно разрастается, мозг освобождается, превращаясь в обширный резервуар для восприятия новых впечатлений. Ты слышишь и чувствуешь малейший звук. Пустыня раскрывается перед тобой во всей своей таинственности и вневременности, а небо над головой — во всей своей безграничности и безмерности.

Шалако слушал и ждал. Затем вернулся к лошадям. Мокасины позволяли ступать бесшумно. Под ногами диких животных и индейцев не хрустят ветки и сучья. Шалако чувствовал впереди ветку даже в темноте до того, как поставить ногу и перенести на нее свою тяжесть, — одно из преимуществ мокасин.

Он взобрался на коня и поехал вдоль лысого холма к убежищу, стараясь держаться тени скал.

Вскоре он увидел тонкий столбик синего дыма, словно взывающий к тихому вечернему небу. Теперь он двигался очень осторожно, чтобы не стать мишенью для какого-нибудь нервного члена экспедиции. Отыскав участок, охраняемый Баффало Харрисом, он окликнул его, зная, что тот не будет палить вслепую.

— Давай, — как ни в чем не бывало отозвался Харрис, — проходи.

Шалако провел коня по склону, заросшему кедром, и приблизился к Баффало.

— До чего я рад тебя видеть! — воскликнул Баффало. — А то я чувствовал себя, как одинокая овчарка при отаре овец, к которой подкрадываются волки.

— Кофе есть?

— Только он. Большая часть харчей у тебя.