"В точности выполняет указания, – довольно усмехнулся Кривошеев, – недаром я время убил, дрессируя придурка. Он мне не брат, он животное, овощ. Евгений погиб, прав был отец. И могила, значит, у него самая настоящая”.

Когда подъехали к дому, Кирилла Андреевича охватило волнение. “Черт подери, а вдруг Евгений признает двор, дом, лестницу, квартиру, обстановку. Что-нибудь в голове щелкнет, закоротит, потом разбирайся”.

Но Евгений Кривошеев действовал как заведенный, к окружающему миру относился безразлично, потому что имел о нем весьма примитивное представление: на стул можно сесть, на стол можно поставить локти, на вешалку можно повесить свою одежду…

– Значит, так, – приглядываясь к двойнику, произнес Кривошеев, – ты должен делать вот что.

Он взял его за локоть и повел в спальню.

– Сядешь на кровать и будешь ждать меня. Очки не снимай, – плащ он предусмотрительно повесил на плечики. – Ты меня понял?

– Конечно, понял, я все понимаю.

– Очень хорошо, – похвалил Кирилл Андреевич.

Он вышел из спальни, вернулся через несколько минут. Евгений за это время даже позы не изменил. Он смотрел в стену.

– Ты умеешь улыбаться?

– Могу, – сказал Евгений, и его рот растянулся в ужасной гримасе.

– Лучше не надо.

– Понял, не буду.

– Ничего не говори, кроме того, чему я тебя уже научил.

– Голова болит, лекарство помогло, сейчас уже лучше…

– Молодец, – подбодрил двойника Кривошеев. – Вот с этим чемоданчиком будешь сидеть.

Он положил ноутбук на колени брату.

– Руку.., правую…

Евгений подал руку, на запястье защелкнулся браслет наручника.

– Сиди, жди меня, ящик не вздумай открывать.

– Не буду.

Кириллу Андреевичу еще хотелось дать наставления, но он себя сдержал. Чем больше говоришь, тем скорее слова теряют цену.

– Сиди здесь, отсюда никуда не уходи, голоса не подавай, тебя сейчас нет, ты исчез.

И Кирилл Андреевич захлопнул дверь спальни. На своей “Волге” он приехал на работу и, подымаясь по лестнице, пытался копировать брата, рассеянно здороваясь с сослуживцами, потирая лоб и виски, дважды пожаловался на непроходящую головную боль. Ему, конечно же, посочувствовали, предложили таблетку. Он сказал, что совсем недавно принял, поэтому пока воздержится от препаратов.

– И так я какой-то заторможенный стал, и глаза подводят, резь какая-то с самого утра, будто песком сыпанули.

На работе он провел последнее короткое совещание, связался по телефону с Даниловым.

– Ну вот и настал день “X”, – грустно рассмеялся в трубку олигарх, – завтра вы отдохнете. Надеюсь, и я тоже.

– Вы-то, может, и отдохнете, а мне надо будет докладывать начальству, – сказал Кирилл Андреевич.

– В офисе у Спартака Ивановича уже все готово, нас там ждут.

– Тогда, как договорено, – уставшим голосом произнес Кривошеев, – жду вас у себя в управлении.

– Не люблю я вашу контору, Кирилл Андреевич. Даже подыматься не стану.

– Дело ваше, но, – сказал Кривошеев, – знаете пословицу: заплатил налоги – и спи спокойно.

– Вам бы все шутки шутить, а если бы вы со своими кровными расставались? Неужели у вас сон был бы сладкий и крепкий?

– Не знаю, не пробовал. Я налоги плачу своевременно, исправно.

Кривошеев слышал в трубке, что Данилов говорит с ним на ходу.