— Как вам спалось?

— Слава Богу, спала хорошо. Мне никто не мешал. А вы?

— Я тоже спал крепко.

— Нина разлила по чашечкам кофе и ждала, когда он начнет пить. Борис заметил это, улыбнулся.

— В своем доме ты никому не доверяешь.

— Твой батюшка доверял, но ты знаешь, чем это кончилось.

— Ты до сих пор думаешь, что это сделал я?

— Но, может быть, ты мне скажешь, кто это сделал? Борис молчал. Отпив глоток кофе и откусив дольку шоколада, он начал так:

— Как деловой человек, я хочу предложить тебе джентльменское соглашение: не расторгать наш брак, ничего не менять в укладе жизни, — будем жить, как жили.

— Да, в твоем положении этот вариант наилучший и, пожалуй, даже единственный.

Она пила кофе, но ничего не ела. Взяла себе за правило до двенадцати часов не есть и ничего не брать в рот после семи вечера. Она всерьез полагала, — и была права в этом, — что ее красота и совершенные формы — капитал, принадлежащий не только ей. Всюду, где бы она ни была, в особенности на пляже, она ловила на себе восхищенные взгляды, дарила людям радость общения с прекрасным и потому решила, что не вправе портить, разрушать то, что создала сама природа.

Борис не знал этого и думал, что воздержание в еде означает лишь то, что она очень хочет кому-то понравиться. Уж не тому ли казачку, что поселился у нее в соседней комнате? Это обстоятельство больно задевало его, но он целую ночь думал о том, что любовь их уж никогда не возродится, и ему для обеспечения своего собственного стиля жизни нужно налаживать с Ниной новый модус взаимоотношений. Он в данном случае поступал так, как, по рассказам матери, поступила его тетушка Розалия. Однажды ее муж Ефим, пряча глаза куда-то в сторону, сказал:

— Роза, мне нужен развод.

— Ты кого-то полюбил? Да? Это новость. Я не знала, что ты можешь кого-то любить. Но скажи мне, пожалуйста: кто та несчастная женщина, которую ты полюбил?

— Люся, ты ее знаешь.

— Ах, Люся! Та, что в третьей лаборатории моет колбы, за всеми убирает и получает за это гроши. Люся! Ее можно любить? Новость. Что же ты в ней нашел такого, что уже можно полюбить? Ну ладно. Это неважно. Раз полюбил, таки уже полюбил. Для одних любовь — счастье, для других — черт знает что! Ты полюбил, и тебе уже не поможешь. Слава Богу, я никогда никого не любила. Но что же ты хочешь от меня?

— Я же сказал: развода.

— Ах, да, развод. Это надо собирать бумаги, куда-то идти? Зачем? Разве нельзя так… Полюбил — так и иди, живи ты со своей Люсей. Будет тебе хорошо, живи дальше. Но если Люся не умеет делать рыбу-фиш, а? Что ты будешь есть? Тогда ты захочешь снова вернуться домой. И что? Мы опять должны писать бумаги?.. Ты этого хочешь, да?

— Я ничего не хочу, но мне нужен развод! — Фима начинал выходить из себя. — Есть, наконец, правила, порядок!

— Правила? Их пишут для дураков, а мы с тобой — что? Дураки? Ты — может быть, но я?.. Зачем мне развод? Разве я тебя держу? Живи сколько хочешь, а когда надоест тебе Люся, ты придешь домой. И никаких бумаг! Все ясно и просто.

Фима подумал-подумал и решил: его Роза, как всегда, говорит дело. Взял чемодан и пошел к Люсе. Но через два месяца он вернулся. Стоит у двери, и Роза на него не смотрит. Сидит за столом и что-то шьет.

— Роза, я пришел, — подал голос от дверей Фима.

— Пришел? И что же? Я должна смеяться или плакать?

— Я пришел домой. И навсегда.

— Домой? У тебя есть дом?

Роза хотела спросить: «А любовь?», но решила промолчать и продолжала сидеть так, будто ничего не случилось.