– О! – Фредди посмотрел в окно на штабное здание. – Я, знаешь ли, подумал, что нам конец, когда эти несчастные балбесы полезли на проволоку. Черт подери! Я уже готов был пятки смазать да двинуть к старушке Нелли, запустить мотор и помахать на прощанье Кублай-хану и его монгольским ордам! – Он беззвучно хохотнул, представив себя бегущим к своему 212-му. – Конечно, – сухо добавил он, – тебя бы я дождался, Дюк. – Эту кличку они дали Старку, потому что он был из Техаса, как Джон Уэйн, был так же сложен, как Джон Уэйн, и так же красив.

Старк рассмеялся.

– Спасибо, старина. Раз уж на то пошло, то, прорвись они внутрь, я бы впереди тебя улепетывал.

Его голубые глаза сощурились от широкой улыбки, техасский акцент был едва заметен. Он опять повернулся к окну, скрывая свою тревогу. Это было уже третье столкновение базы с толпой, которой всякий раз предводительствовал мулла; каждое последующее было серьезнее предыдущего. А сегодня – первая преднамеренная смерть. И что теперь? Эта смерть приведет к следующей, потом к следующей. Если бы не полковник Пешади, кто-нибудь еще побежал бы к воротам и получил бы пулю, и сейчас там все было бы устлано трупами. О, Пешади бы победил – на этот раз. Но скоро он побеждать уже не сможет, если только не обломает муллу. Чтобы обуздать Хусейна, ему придется его убить. В тюрьму его не посадишь, толпа совсем взбеленится, если он его убьет, она тоже взбеленится, и если вышлет его отсюда, она взбеленится и в этом случае – как ни крути, эту партию ему не выиграть. А что бы я сделал на его месте?

Не знаю.

Он оглядел комнату. Иранские офицеры, судя по виду, сильно не переживали. Он знал большинство из них в лицо, но близко ни с кем знаком не был. Хотя S-G присутствовала на базе с того дня, когда она была построена лет восемь назад, у них было мало общих дел с армейскими и с личным составом эскадрилий. С тех пор как Старк был назначен старшим пилотом в прошлом году, он попытался расширить контакты работников S-G с остальным контингентом базы, но безуспешно. Иранцы предпочитали держаться друг друга.

Да это и нормально, подумал он. Это их страна. Вот только они ее раздирают на части, а мы торчим прямо посередке, а теперь и Мануэла тут. Он был вне себя от радости, когда увидел жену, которая прибыла с вертолетом пять дней назад – Мак-Айвер не доверил ее автомобильным дорогам, – хотя и немного разозлился, что она выклянчила себе местечко на одинокий рейс «Британских авиалиний», который проскользнул в Тегеран.

– Черт возьми, Мануэла, ты здесь в опасности!

– Не больше, чем в Тегеране, Конрой, милый. Иншаллах, – ответила она с лучезарной улыбкой.

– Но как ты уговорила Мака пустить тебя сюда?

– Я ему просто улыбнулась, сладкий мой, и пообещала отправиться первым же возможным рейсом назад в Англию. А пока, дорогой, пойдем в кроватку.

Он улыбнулся про себя и предоставил мыслям течь свободно. Это был его третий двухгодичный срок в Иране и одиннадцатый год в компании S-G. Одиннадцать хороших лет, подумал он. Сначала Абердин и Северное море, потом Иран, Дубай и Эль-Шаргаз по ту сторону залива, потом опять Иран, где он тогда планировал остаться. Самые лучшие годы – здесь, подумал он. Но теперь больше нет. Иран изменился с 73-го года, когда шах увеличил цену на нефть в четыре раза, с одного до почти четырех американских долларов. Для Ирана это было так же, как для нас до Рождества Христова и после. До этого они были дружелюбными, всегда готовыми помочь людьми, среди которых было приятно жить и с которыми было хорошо работать. После? Все более высокомерными, все больше раздувавшимися от постоянно насаждаемых шахом мыслей о «врожденном превосходстве иранцев» в силу их трехтысячелетней цивилизации, о том, как через двадцать лет Иран станет мировым лидером, реализовав свое божественное право – выйдет на пятое место в мире как индустриальная держава, станет единственным хранителем перекрестка всех путей между Востоком и Западом, будет иметь лучшую армию, лучший военно-морской флот, лучшие ВВС, больше танков, вертолетов, холодильников, заводов, телефонов, дорог, школ, банков, коммерческих предприятий, чем любая другая страна здесь, в центре мира.