Теперь Дюбуа ждал и смотрел на иракского директора.

– Может быть, вы разрешите мне воспользоваться телефоном еще раз завтра, перед отплытием?

– Разумеется. Не забывайте нас. Все началось здесь – все здесь и закончится. Салам! – Директор странно улыбнулся и протянул руку. – Мягких посадок.

– Спасибо, до скорой встречи.

Дюбуа вышел из кабинета, спустился по лестнице и оказался на палубе платформы «Кор-аль-Амая». В нескольких сотнях метров к северу он увидел иранский сторожевой корабль, небольшой эсминец, чуть заметно покачивавшийся на волнах.

– Espèce de con, – выругался он и пошел дальше, чувствуя, как неприятные мысли роятся в голове.

Дюбуа понадобилось пятнадцать минут, чтобы дойти до «Оушенрайдера». Он увидел поджидавшего его Фаулера и рассказал ему хорошие новости.

– Отличные, мать твою, известия про ребят, просто отличные! Но тащиться до самого Амстердама на этом старом корыте? – проворчал Фаулер и затянул длинную череду ругательств, но Дюбуа просто прошел на нос и облокотился на планшир.

Все целы и невредимы! В жизни бы не подумал, что у нас у всех получится, никак бы не подумал, радостно говорил он себе. Надо же, какое фантастическое везение! Энди и Руди будут думать, что тут все дело в хорошем планировании, но это не так. Помогла удача. Или Бог. Бог поместил «Оушенрайдера» там, где мы на него должны были наткнуться, с точностью до пары минут. Черт, мы, конечно, запросто могли и в ящик тогда сыграть, но это позади, так что об этом можно и не вспоминать. Что теперь? Если только мы не попадем в шторм и у меня не начнется морская болезнь или это старое ведро не потонет, будет просто великолепно пробалбесничать недельки две-три, просто размышлять, ждать, спать, играть иногда в бридж, и снова спать, и думать, и планировать. Потом – Абердин и Северное море, веселье и смех с Жан-Люком, Томом Локартом и Дюком и с другими ребятами, потом подадимся… подадимся куда? Пора мне жениться. Черт, я еще не хочу жениться. Мне только тридцать, и пока что мне удавалось этого избежать. Вот будет невезуха, когда я встречу эту парижанку, ведьму в ангельском обличье, которая своими колдовскими ухищрениями так вскружит мне голову, что вся моя оборона рухнет и холостяцкая решимость растает словно дым! Жизнь слишком хороша, просто слишком хороша, и слишком уж это весело – гулять, пока гуляется!

Он повернулся и посмотрел на запад. Солнце, тускнея в тяжелом безбрежном смоге, опускалось к горизонту на суше, по ту сторону унылой, плоской, навевающей тоску местности. Как бы я хотел быть сейчас в Эль-Шаргазе вместе с ребятами.

Старк слегка улыбнулся, но не смог окончательно выбраться из моря забот и тревог. Такое огромное расстояние оттуда досюда, все такое чужое, даже на британских островах. Значит, следующий пункт Абердин и Северное море? Я не буду возражать насчет месяца-другого, но это не для меня и не подойдет ни детям, ни Мануэле. Ясно, что детям хочется в Техас, хочется домой, да и Мануэле теперь тоже. Слишком много произошло такого, что напугало ее, слишком много и слишком быстро. И она права, но, черт, я не знаю, куда мне хочется поехать или чем заниматься. Я должен продолжать летать, это то, чему я обучен, мне хочется летать и дальше. Где? Не в Северном море и не в Нигерии, которые стали теперь для Энди ключевыми операционными зонами. Может быть, устроиться в одной из мелких подразделений его компании в Южной Америке, Индонезии, Малайе или на Борнео? Мне бы хотелось остаться с ним, если получится, но как быть с детишками и их школой и с Мануэлой? Может, бросить всю эту заграницу и вернуться в Штаты? Нет. Слишком уж долго я проболтался за морем, слишком долго пробыл здесь.

Его взгляд протянулся за старый город в далекие просторы пустыни.