Но не так-то это оказалось просто. Судя по всему, он заслужил не самую высокую оценку Риммы, недаром в ее прозрачных, насмешливых глазах виделось ему короткое словечко: «торгаш». Клеймо. Приговор. Он недостоин Анечки, не будет достоин даже в том случае, если бросит к ее ногам доху из меха голубой норки, да что там – все меха мира! И деньги тут не помогут. А как обидно – он ведь делал ставку именно на свои коммерческие способности, на умение «вертеться», которое так ценится повсюду, да хоть в его родной деревеньке!

Деньги у него были. Он научился их зарабатывать. Ухаживая за Аней, Вадим времени не терял – место товароведа в магазине сменил на должность эксперта при небольшой меховой фабрике. Разумеется, кое-какие из его махинаций не были бы одобрены законом, но… Денежки-то в карман бегут! А потом собрался с силами, нашел компаньона и открыл кооператив. Выпускал недорогие и модные шубки из натурального меха, их охотно раскупали. Шубы, разумеется, были негодященькие. Поставщики темнили, ворс со шкурок сыпался, дворовые шарики и мурки косились на обладательниц модных новинок, но… Люди, измученные скудным казенным ассортиментом и годами дефицита, и тому были рады. Кооперативы, они все так работают, и никто не жалуется, население даже песенки сочиняет: «Что это за шарфик, как же он красив! А кто все это сделал? Кооператив!»

Глава 4

Миновала зима, городская весна уронила на теплеющий асфальт с бегущим по нему первым жучком-«солдатиком» свои тополиные серьги, наступило лето. Вадим встречался с Анной время от времени, но не подвинулся ни на йоту – в его активе было только несколько поцелуев да ласковое словечко, которым она как-то с ним обмолвилась. А летом, после сессии, она уехала куда-то отдыхать, и Вадим не видел ее почти месяц. Он уже готов был отступиться – что ж, не вышло, не срослось, нужно искать новый вариант. Собирался даже и сам поехать отдохнуть к морю, в одиночестве. Не Галочку же с собой тащить, в Тулу со своим самоваром не ездят!

Но прежде чем взять отпуск, собрался-таки с духом и позвонил Анечке. Трубку взяла Римма и заговорила неожиданно приветливо:

– Ах, это вы, молодой человек? Хочу вас побранить по-матерински. Куда же вы запропали? Нельзя так, Вадим. Анюта приехала две недели назад и вся извелась, вашего звонка ожидаючи. Позвать ее? А зачем? Приходите к нам к обеду, да и дело с концом!

Он обрадовался такой метаморфозе, купил на пышном летнем базаре два букета и помчался к Лазаревым. Но Риммы дома уже не было, она ушла в свой институт. Его встретила Анна. Она очень изменилась за то время, пока он ее не видел. Солнце расцеловало ее до пряничного закала, личико округлилось, опростилось, на носу высыпали крошечные конопушки, глаза, обрамленные выгоревшими ресницами, глядели по-детски. И губы обкусаны, и желтоватый синяк на загорелом предплечье… Такой простой, такой близкой, как ромашка на лугу, она была в своем желтеньком сарафанчике, что Вадим смог затормозить только в сантиметре от пропасти – он чуть не назвал ее Галочкой…

И не только внешне изменилась Анна. Вадим раньше и не знал, что она умеет отвечать на поцелуи, что губы ее могут быть так горячи… Что ж, говорят, разлука усиливает любовь. Значит, правду говорят. Эти горячие, обкусанные губы, эти глаза, что с каким-то отчаянием смотрят в его глаза!

– Ты будешь моей женой?

Он спросил и смутился – слишком уж выспренне, неестественно прозвучало.

Анечка чуть отстранилась, глянула на запыхавшегося жениха сквозь стрелы опущенных ресниц. И сказала фразу, которая привела его в восторг. Право же, необыкновенная девушка! Так отвечали своим старорежимным ухажерам только какие-нибудь графини, эдакая Наташа Ростова! Она сказала:

– Поговори сначала с мамой.