— Послушай, — снова осторожно начал я, стараясь все же достучаться до него, — тебя ведь не было рядом, когда она принимала эти таблетки?

   — Нет! Конечно, нет!

   — А могли у нее быть причины это сделать?

   — Не знаю… В последнее время она странно себя вела: всего пугалась, вздрагивала без причины, целыми днями просиживала дома взаперти. Когда я думаю, что мог ей хоть чем-то помочь, и не помог…

   — Вряд ли ты бы ей помог, если задумала убить себя. Сейчас главное вытащить тебя, поэтому в подробности с Зайцевым не вдавайся – отвечай кратко и по существу. Вот если следователь тебя спросит: считаешь ли ты себя косвенно виновным в ее смерти, можешь ответить, что да, ты чувствуешь свою вину.

    Гриша закивал, подтверждая, что так оно и есть.

    Да уж ситуация у него – врагу не пожелаешь. А главное, с каким цинизмом я это ему говорил – а что делать? Сочувствие сочувствием, но лучше пусть потом в церковь ходит и свечки своей Даше ставит, чем зону топтать – по-дурости. Признаться, я не был теперь уверен, что Аленкова покончила с собой, но и то, что убил ее не Гриша, казалось мне очевидным.

   Вернулся Зайцев, дожевывая что-то на ходу и пряча за папкой с уголовным делом булочку.

    — Ну? Поговорили? – радостно спросил он. — Будете отвечать на вопросы, Аленков?

    — Буду, — решительно кивнул Гриша и глянул на меня, ища поддержки.

    — Вот и славно.

    Тут же посыпались вопросы: имя, фамилия, год рождения, род занятий. Покончив с официальной частью, следователь перешел непосредственно к делу:

    — Аленкова Дарья Ивановна – ваша супруга?

    — Да.

    — Как давно вы женаты?

    — Около года.

    — Последние месяцы вы жили вместе?

    — Нет... — помялся Гриша, и, вспомнив, видно, мои наставления, ничего добавлять не стал.

    Вот и хорошо. Чем больше уточняющих вопросов задает этот Зайцев, тем проще будет понять, в какую сторону он клонит. Ведь должны ж у них быть какие-то доказательства посерьезней – не косвенные, а прямые. Потому что, что бы я клиенту не говорил, но ни один следователь не в