— Вот необходимые бумаги!

Ролстон тут же оказался рядом с ней. Взгляд его упал на лист пергамента, забытый на бюро. Он взял его в руки, чтобы рассмотреть то, что там было изображено. Шанна не могла вынести, чтобы этот человек проник в ее тайные мысли, но как раз этим-то он сейчас и занимался. Она вырвала из его рук бумагу и разорвала ее на клочки.

— Сударыня, к чему было рвать этот портрет… вашего покойного мужа, как я полагаю? Ведь он наверняка выполнен с любовью.

Она отвечала с притворной грустью:

— Ах, вы, конечно, правы, но этот образ заставляет меня слишком сильно страдать.

Следующим утром погода по-прежнему была сухой. Ролстон вышел из ландо, тщательно закутавшись в темный плащ. Рукояткой стека он принялся стучать в ворота, пока за ними не послышались шаги.

— Мне нужно поговорить с тюремщиком. Откройте, — приказал он.

В замке железной двери повернулся ключ, она открылась, и Ролстон вошел в тюремный двор. Стражник проводил его к тюремщику.

— Ах, мистер Хикс, — начал Ролстон, — случилось так, что я должен возвратиться на остров раньше, чем рассчитывал. Какой товар вы мне можете предложить?

— Но… — заикаясь, заговорил поднявшийся на ноги толстяк, нервно перебирая похожими на обрубки пальцами. — Но, мистер Ролстон… у меня нет больше ничего, кроме того, что вы уже для себя отобрали.

— Полно, милейший, у вас наверняка несколько человек сидят за долги, а может быть, и пара воров, которым хотелось бы вырваться из этой дыры. Вы знаете, мой хозяин платит хорошо.

Тюремщик в растерянности улыбнулся:

— Сударь, клянусь вам, другого ничего нет.

— Вы же понимаете, те, из последней партии, не протянут и года на плантациях. А рабочая сила требуется постоянно. На Карибах работают даже женщины и дети.

Хикс задышал чаще.

— Но, сударь… У нас только…

В этот момент открылась дверь главного здания тюрьмы. В ней появился стражник, ведущий человека, увешанного таким количеством цепей, что он мог едва передвигать ноги. Другой стражник шагал за ним. На теле узника виднелись следы недавних побоев. Подбитый глаз и кровоточащая рассеченная губа исказили черты его лица. Он спотыкался под тяжестью кандалов, терпеливо снося удары в бок за свою неловкость. Стражники повели его по двору, но их остановил Ролстон:

— Погодите. — Он жестко взглянул на Хикса. — Вы хотели спрятать от меня вот этого. — И подошел к узнику, чтобы тщательно его осмотреть. — Так. Я тороплюсь. Я беру его. Сколько вы за него хотите?

У Хикса был такой вид, точно его вот-вот хватит апоплексический удар. Он пролепетал:

— Сударь, я… я не могу… Я хочу сказать, что не могу его продать. Его ведут туда, где собраны все те, которых завтра повесят.

Играя стеком, Ролстон не отрывал взгляда от Хикса, как стервятник, готовый наброситься на добычу.

— Ну, Хикс…

Толстяк почти подпрыгнул от звука его голоса.

— Мне известно, что вы можете, а чего не можете. Что вы сказали бы о кругленькой сумме за этого молодца?

Обезумевший от ужаса тюремщик был готов упасть на колени.

— Но… я не могу. Это убийца. Он приговорен к повешению. И я могу это доказать. Назвать его имя.

— Мне нет дела до его имени. Назовите этим именем кого-нибудь другого.

Хикс бросил на него хитрый взгляд. Ролстон не терял ни минуты.

— Ну же, смелее, милейший. Никто не узнает. — Он подошел вплотную к тюремщику и проговорил ему в самое ухо: — Ну, скажем, речь может идти о сумме до… двухсот фунтов для вас и паре пенсов стражникам.