Изменить размер шрифта - +
Ей не было в тот раз особенно хорошо, но это даже показалось ей неважным: важно было чувство его власти, чувство подчиненности его рукам, его телу, его желаниям. Она была как мягкий воск в его сильных руках, и это опьянило ее больше физического наслаждения. Она могла позволить себе стать слабой, и это было прекрасно.

Потом они лежали, усталые и умиротворенные, и разговаривали. Они беседовали ни о чем, но она вдруг неожиданно для себя заговорила о своих родителях, она ни с кем о них не говорила, это причиняло ей боль, но вот сейчас, с ним, после ласк, слова полились, будто прорвало какой то шлюз… и она почувствовала облегчение. Она взглянула на него – он внимательно слушал, и в глазах его Лена заметила сострадание.

– Бедная девочка. – Внезапно он встал, вышел из комнаты и вернулся с бутылкой шампанского и двумя бокалами.

– «Дом Периньон» восемьдесят шестого года, – сказал он, и в его голосе прозвучала гордость.

– Я не разбираюсь в таких дорогих винах, – ответила она смущенно, хотя это было не совсем так, отец в Париже прочитал ей краткую лекцию о французских винах, он вообще был человек очень увлекающийся, вина хорошие любил, а когда французский коллега пригласил его как то к своим родителям в Бургундию на уборку винограда, отец поехал с удовольствием, подружился там с хозяином и вникал во все тонкости виноделия.

– Ты будешь в них разбираться, я тебя научу. Мы поедем с тобой в Париж, ты мне покажешь свой Париж – музеи, Латинский квартал, и это аббатство, как ты сказала, оно называется?

– Клюни.

– Вот вот, Клюни. А то я в Париже был уже столько раз, и все в одних и тех же местах: Лидо, Мулен Руж, в лучшем случае – галерея Лафайет…

Потом они собрались и ушли, он отвез Лену домой, а наутро ничем не показал, что помнит, где они с Леной были вчера и чем занимались.

 

На следующий день после катастрофы Лену вызвал к себе начальник службы безопасности банка Костромин.

– Присаживайтесь, Елена Юрьевна! – Костромин указал ей на глубокое кожаное кресло, а сам встал, вышел из за стола и подошел к ней.

Рослый, плечистый мужчина, он тем самым еще больше увеличил их разницу в росте, навис над ней с какой то невысказанной угрозой.

– Елена Юрьевна, я понимаю, вы переживаете смерть Строганова… Я тоже был его другом, но тем не менее есть моменты, которые мы с вами должны прояснить.

– Да, конечно… спрашивайте, я постараюсь помочь вам всем, чем могу.

– Елена Юрьевна, от сотрудников банка мне стало известно, что вы с покойным были… в близких отношениях.

Лена посмотрела на него с удивлением. Если кто то из сотрудников банка и знал об их близких отношениях с Александром, то в первую очередь это был Костромин, его друг… Но если он сейчас так говорит – значит, это ему зачем то надо. Лена примет его игру, потому что ей все равно.

– Допустим, это так.

– Я не собираюсь выяснять у вас подробности, но я хочу спросить, не заметили ли вы в последние две недели каких либо странностей в поведении Александра Васильевича.

– Нет, ничего такого, – она пожала плечами, – все было как обычно.

– А не говорил ли он вам о каких то своих планах, о возможности больших перемен, не собирался ли он куда то уехать?

– Нет, ничего этого он мне не говорил.

– А не передавал ли он вам… – Костромин наклонился к ней, навис над ней, и голос его стал тихим и угрожающим: – А не передавал ли вам покойный какую нибудь дискету или, может быть, компакт диск?

– Нет, ничего он мне не передавал. – Лена попыталась отстраниться, но только вжалась в мягкую спинку кресла. – А в чем дело? Что происходит, Юрий Николаевич?

– Ничего.

Быстрый переход