* * *

Лицо короля было так близко от моего, что я вполне могла сосчитать каждую оспинку на нём. Крепко обнимая мои плечи, он склонялся всё ниже. Ещё немного – и его губы коснутся моих…

Перед внутренним взором появилось другое лицо. Тёмно-синие глаза с немым укором смотрели на меня.

Нет! Этого нельзя было допустить! Меня мутило от одной только мысли о том, что мой первый, настоящий поцелуй может быть с человеком, которого я никогда не смогу полюбить и который по возрасту годится мне в отцы. Но как этого избежать, не оскорбив чувств великого монарха? Ведь он, восхваляемый со всех сторон, был просто уверен в своей неотразимости. Каждая вторая, если не первая дама королевства готова была на всё, лишь бы стать одной из избранных. Но только не я!

– Ваше величество, что вы делаете? – пискнула я, вырываясь из довольно крепких рук. – Не смейте дотрагиваться до меня!

Не ожидавший сопротивления король в удивлении отступил.

– Мадемуазель, вы забываетесь! Я – король! А поцелуй короля-солнца – божественная честь, которой жаждут удостоиться все придворные дамы!

– Нет, ваше величество, это вы забываетесь! Я не постельная девка, а дочь короля! Я не принадлежу французскому двору, и однажды – с вашей помощью или без – я верну себе принадлежащий по праву трон, и вы будете первым, кто пришлет к моему двору своих послов с предложением мира! Не стоит портить отношения с будущим союзником!

О, я прекрасно понимала, что своими неосторожными словами могу настроить против себя всесильного монарха. Впрочем, у меня уже столько врагов, что если их станет на одного больше, то я, пожалуй, уже и не замечу.

– Вы… вы…

Что это? У смелого в обращении с дамами короля отнялся язык? Неужели нашлась такая, которая посмела ответить отказом на притязания любвеобильного монарха?

– Ваше величество, простите мне мою резкость, просто я…

Договорить мне не дали. Жестом король велел мне замолчать. Багровый румянец разлился по его лицу и шее, видневшейся в чуть распахнувшемся вороте парчового халата, накинутого на сорочку и простые коричневые панталоны.

Испугавшись, что его по моей вине хватит удар, я невольно сжалась и стала прикидывать пути отступления. Однако в этом уже не было необходимости: рождённый испанкой, он впитал в себя все качества, присущие ей – сдержанность и жёсткий контроль над эмоциями.

Румянец исчезал буквально на глазах, уступая место смертельной бледности. Лицо застыло, превратившись в ледяную маску. Признаюсь, таким Людовик страшил меня гораздо больше, чем если бы метал громы и молнии. Теперь же я просто не знала, чего от него ожидать.

Отвернувшись к столу и взяв в руки какие-то бумаги, король сделал вид, что увлечен их прочтением. Заставив меня простоять таким образом минут десять, которые показались годами, он, наконец, соизволил обратить на меня внимание:

– Вы можете идти, мадемуазель. Монархи, в отличие от простого люда, не могут позволить себе такой роскоши, как праздные разговоры. Боюсь, более важные дела требуют нашего повышенного внимания. Мы выслушали вас, и вот вам наш ответ: через три дня вы будете присутствовать на балу. На вас будет надет костюм, который мы посчитали нужным выбрать. Вы будете радостной и счастливой, а затем… – он сделал паузу и взглянул мне прямо в глаза, – мы забудем о проявленной вами дерзости, и будет лучше, если и вы навсегда позабудете о троне Боравии. Хотите царствовать? Одно ваше слово, и мы сделаем вас большей королевой, чем сама королева, но только здесь, во Франции!

Я задохнулась от негодования. Дерзкий ответ уже вовсю крутился на языке, но меня опередили. Подойдя к двери, король распахнул её, давая понять, что аудиенция окончена.