– Сын, неужели ты никого не любишь? – спросила Антония.

– Что значит любовь? – спросил он. – Как было у вас с отцом?

– Горе мне горе! Сын в тридцать пять лет спрашивает, что такое любовь! Да это жизнь и смерть в одном флаконе! Это когда думаешь только об одном человеке, хочешь быть с ним двадцать пять часов в сутки, дышать одним воздухом, спать в одной кровати, целовать каждую клеточку его тела! Смотреть и не насмотреться, слушать и не наслушаться! – кричала Антония, возбужденно бегая по гостиной, размахивая руками.

Марк задумчиво следил за ней глазами.

– Знаешь, мам, если это действительно так, то я с уверенностью могу сказать, что я не влюблен. Более того, и никогда не был влюблен.

– А твои юношеские страсти?

– На одну ночь, – ответил Марк, – может, я не способен любить? Ну, это чувство заменено у меня чем-то другим…

– Это очень грустно слышать, сын…

– Прости, что огорчаю тебя!

– Почему на свете не осталось умных женщин? – задала риторический вопрос Антония, женщина невысокая, поджарая, с красивым, благородно состарившимся лицом.

– Почему нет? – переспросил Марк.

– Скольких красивых женщин я видела рядом с тобой, и ни одна не смогла тебя зацепить… Эх, куда делись благородные девицы?!

– Я в этом не виноват! – поднял руки Марко, смеясь.

– Смейся… смейся… может, и на моей улице будет праздник, – глубокомысленно заявила Антония, – клянусь, отолью из золота бюст невестки – женщины, на которой ты женишься!

– Ты только им об этом не говори, а то и так отбоя от желающих нет. – Глаза Марко смеялись и искрились.

– Ах ты, бабник! – покачала головой Антония. – Ладно, принимай душ, а я потом зайду пожелать тебе спокойной ночи.

– Мама, я не маленький, ты сама мне все время об этом напоминаешь.

– Не учи мать! Я соскучилась! – сказала как отрезала Антония и удалилась в свои покои.

Марк лежал на своей огромной кровати и слушал тишину. Иногда ему хотелось все бросить и удрать куда-нибудь, где он будет недоступен и по сотовой связи, и по Интернету, и уж тем более куда не доходят письма. Несколько месяцев его пугала бессонница, он никому об этом не говорил, не хотел расстраивать мать. Антония была единственная женщина, которой он дорожил в своей жизни.

Мать постучала к нему в спальню и бесшумно вошла, не дожидаясь приглашения. Она невольно залюбовалась своим сыном. На черном шелковом белье, в черной пижаме его шея, кисти рук и красивое лицо напоминали античную статую, высеченную из белого мрамора. Черные ресницы дрогнули, и Марк открыл глаза.

– Привет… – прошептал он.

Антония присела на краешек кровати и взяла его руку в свою.

– У меня к тебе есть разговор…

– Слушаю тебя.

– Я познакомилась с одной женщиной, она очень интеллигентна и умна, прекрасно говорит по-английски, мы с ней стали как подруги.

– Я рад за тебя.

– Они состоятельные люди… ну не как мы, конечно, но ведь это не главное, так ведь?

– Для чего?

Антония замялась.

Марк почувствовал подвох.

– Говори прямо, что ты хочешь.

– Ты проницателен и прямолинеен, как отец, – поджала губы Антония, но в ее устах это не прозвучало комплиментом.

– Надежда Борисовна, так зовут эту женщину, так же, как и я, одна воспитывает дочь.