Опер поднялся со стула, опустил ладонь на спину Глобусу и сказал:

- Пошли.

«Вот и все! - с ужасом подумал Глобус. - В камеру ведут!»

Но опер вывел его из отделения на ночную улицу, посмотрел на небо, подставил под снежинки ладонь и, зевнув, сказал:

- Смотри, больше на такой ерунде не попадайся!

И захлопнул за его спиной дверь.

«Знать бы, что все это значит?» - подумал Глобус, поднимая воротник кожанки.

Оперативник тем временем поднялся в кабинет своего коллеги, взял со стола кубик Рубика и, беспорядочно вращая его грани, сел на скрипучий стул.

- И все-таки я не понимаю их замысла, - произнес он.

- Я тоже, - ответил следователь, пуская дым в потолок. - Но приказ есть приказ.

- Дай пару штук, - попросил опер и, не дожидаясь разрешения, взял со стола следователя несколько фальшивых купюр. - Жена спросит, куда я получку дел, а я отвечу, что перевел ее в баксы, только они, к сожалению, оказались фальшивыми…

- Надо на посты передать фамилию этого лысого, чтоб под любым предлогом его задержали, если вдруг надумает из Эсто-Садка умотать. Лучше перестраховаться лишний раз, чем потом шлепать губами и писать объяснительные. Правильно я говорю?

И он принялся крутить диск телефона.

Глава 72

Это было чудесное утро. Кирилл лежал в постели и, едва приоткрыв глаза, смотрел, как восходящее солнце золотит ледниковые наросты на вершине горы. Ему не хотелось думать о проблемах, которые он вчера вечером выставил за дверь. Сейчас эти тяжеловесные, неповоротливые, вечно ворчащие и всем недовольные существа топтались где-то под окнами гостиницы, словно надоедливые папарацци в ожидании появления звезды. Пусть ждут. Пусть мерзнут. Пусть злеют. Он их не боится. Все в охапку - и в багажник. И постепенно избавляться от них.

- Доброе утро, Вера!

Закутавшись с головы до пят в одеяло, она встала с кровати и пулей вылетела в душевую. Оттуда вышла не скоро, одетая под завязку, разве что пальто еще не надела.

- Почему молчим и прячем глаза? - спросил Кирилл, пытаясь поймать ее за руку и притянуть к себе. Не получилось. Вера отмахнулась и встала перед зеркалом к Кириллу спиной.

- Пожалуйста, не смотри на меня так.

- А в чем дело?

- Мне стыдно.

- Чего ты стыдишься?

- Того, что было вчера. Я была радостная, как дурочка. Мне казалось, что мы с тобой знаем друг друга тысячу лет… А утром все не так.

Она зачесала свои кудри на лицо, словно накинула на голову рыжую паранджу.

- И если я что-то тебе говорила, - добавила она, - то ты, пожалуйста, не принимай все это близко к сердцу. Я ничего не соображала от усталости.

- Что?! Нет, этот номер у тебя не пройдет, - сказал Кирилл, выпростал из-под одеяла руку и посмотрел на часы. - У меня все записано на диктофон и оформлено протоколом. Теперь не отвертишься. Ты говорила, что безумно счастлива быть со мной, что ты любишь меня, что никогда не забудешь…

- Замолчи, пожалуйста! - взмолилась Вера и чуть согнула ноги в коленях, словно присела под грузом стыда.

- Почему? Разве ты врала? - продолжал он, улыбаясь.

Она замерла, опустила расческу на полочку, повернулась и села на край кровати.

- Ты же сам, - тихо сказала она и сдвинула пальцем челку, открывая печальные глаза, - ты же сам будешь радоваться, когда мы с тобой расстанемся навсегда.

- Не исключено, - согласился Кирилл. - Но зачем об этом говорить сейчас? Когда появится перспектива порадовать себя расставанием, тогда и порадуемся. А сейчас надо радоваться, что мы вместе.

- А разве ты… рад быть со мной?

- А разве у меня на лице написано что-то другое?

Она осторожно протянула руку и коснулась пальцем его губ - как ребенок, который хочет погладить незнакомого кота.