Мешко Меченый громко называл себя князем, а своё войско — дружиной. Но вся его громкость была напускной. Мешко дураком не был. И понимал, что вся его «дружина», против настоящих воинов не продержится и части… А пришлые смотрелись бойцами.

Опасные. Именно так хотелось Меченому описать первое впечатление. Крепкие, поджарые, без лишней груды мышц на костяке, без дурного мяса, что больше в тягость, чем в пользу. Сжатые готовой к броску змеей. Ядовитой змеей, надо уточнить. Но не той, что кидается при первом намеке на угрозу, а той, что всем видом своим говорит — бойся меня, самозваный князь, бойся!

Все воины были разные. Кто темный, подобно хазарину, кто волосами как спелая пшеница… У кого глаза косят прищуром степных лучников, а у кого распахнуты, словно в вечном удивлении.

И все были одинаковыми, несмотря на разность. Чем — внятно Меченый сказать не мог. Слов не доставало. Но вот проступало сквозь всю разность, что-то общее. Словно у мечей, вышедших из-под молота одного и того же коваля. Неуловимое сходство. Выражение ли глаз, манера стоять, двигаться…

А еще оружие. Хорошее оружие. И никак себя не убедить, что караванщики держат его лишь перед девками красоваться.

Ну то ладно. Мешко — князь, а не волхв, и не дознатчик. А еще точнее, правитель захолустной вески, промышляющий между делом на большой дороге. Ему больше пристало не катать в голове темную гальку боязливых мыслей, а прикидывать, как коней таких добрых в свой табун угнать. Да за сколько золота такой меч купец возьмет. Тот, что приезжает посланцем другого купца, который в граде-Киеве сидит. Тот, киевский, обещает много, но и делает не мало…

А повезет, так даже треть богатства этого ухватить, и до княжеского кремля рукой подать. Настоящего кремля. Из камня ложенного, а не лозой обнесенного… «Великий князь народа меря Мешко Меченый!» Эх, хорошо звучит! А ежели так пойдет, то и родимое пятно на рано облысевшей голове, в цвет станет. Имя его прославится так, что все позабудут, что «Меченый» в обидку дано. Бояться будут! А там и на Киев пойти можно… Но сперва надо взять тот скарб бесценный, что рядом сейчас. Так близко, только руку протяни…

Рано руку тянуть. У скарба хозяева есть. И воины они добрые. Руку, по-глупому протянутую, по самую шею обрубят. Харалугом. Мешко не медведь, чтобы на рогатину брюхом лезть. Он видеть умеет и слышать. Вот и не будет наскоком брать, на стены возов карабкаться. Он полежит, подождет. И возьмет свое, когда луки дружины сделают должное.

Гостей-то с полсотни будет. Да и если считать со смердами и возницами. Или меньше? Вроде разведчики говорили о полусотне!

Мешко поерзал, пытаясь уползти с сучка, неведомым образом вдруг оказавшегося под брюхом, снова присмотрелся к кругу возов. Вроде как меньше люда вокруг них стало. Куда остальные делись? Всё на виду, не могли утечь незаметно. Забеспокоившийся Меченый начал пересчитывать людей, но проклятые пришельцы мурашами сновали туда-сюда, сбивая мерянина со счета. В третий раз, сбившись в начале седьмого десятка, князь плюнул: ошибся, конечно, и не раз. Но коли семь десятков по счету вышло, то все пять на месте. Просто тех, кто в возах не видно. Ну и боги с ними. Как поедут, все на виду будут. Все под стрелы подставятся.

«Князь» расслабился, выгоняя лишнюю тревогу из тела и раздумий. Тихо прошептал, не поворачиваясь:

— Йохал! Скажи всем, ждать будем!

Охотник, что по праву был десницей, бесшумно исчез, лишь ворухнув напоследок листвой. Мешко устроился поудобнее и продолжил наблюдение за поляной.

Прошло немало времени, а пришлецы не проявляли желания продолжить путь, так и продолжая свое коловращение… Юмол с ними, если не двинутся с места, то ночью…

Додумать Меченый не успел.