Артюхин устроился за столом для совещаний в позе роденовского «Мыслителя». Только локоть упирался в столешницу. При габаритах профессора получалось вполне естественно. И достаточно живописно.
— Кончилась наша спокойная жизнь, — сказал Кубенин. — Роют.
Спокойно сказал, как будто речь шла не о сумасшедшем проекте, способном до полной неузнаваемости изменить мир, а о чем-то мелком и незначительном.
— Патрушев? — уточнил Артюхин.
— Если бы… Посерьезней люди есть. С самого верха.
Кубенин даже не поднял головы:
— Успеют? Меньше недели осталось…
Генерал неопределенно пожал плечами:
— Не знаю. Вряд ли. Материалов у них — мизер. Сомневаюсь, что сумели накопать хоть сколько-то. Без войсковой операции нас не взять. А это так просто не организуешь. Основания серьезные нужны.
— Или шарахнуть чем-то.
— Тоже без оснований никак. Раньше такое могли, решительные люди были. Нынешние только о своей жопе думают. Да как Запад отреагирует. Нет, не должны решиться. Проверку пришлют, наверное. Под плановую.
— Когда?
— Насколько я понимаю, полетят регулярным рейсом. Правительственный транспорт гонять не станут. По расписанию — в среду вечером в Городе. Может, собъем? — мечтательно протянул генерал. — Есть у меня в загашнике пара «Стрел».
— Самому не смешно? — хмыкнул профессор. — Террорист нашелся. Не помешает нам эта комиссия. Пока доедут, всё кончится.
— Тоже верно, — согласился Кубенин. — Не уточнил? Действительно, кончится?
— Тысячу раз говорили, — проворчал Артюхин. — Точно не знаю. Мы ни хрена не понимаем в физике пространства-времени. В самом начале пути. Был бы сейчас пятидесятый, или хотя бы семидесятый… Ни о каких экспериментах речи бы не шло.
Профессор сделал паузу.
— Вероятность того, что отправим ребят в существующий параллельный мир — процента два, может три. Скорее всего, возврат идет к нам. А дальше… Либо с их приходом возникнет новый мир, отпочковавшийся от нашего. Либо наш просто исчезнет. Вместе с нами.
— Со всеми живущими ныне людьми, — задумчиво проговорил генерал. — И с Катенькой. Даже пожить не успела… А эти вероятности каковы?
— Пятьдесят на пятьдесят, — мрачно пошутил Артюхин. — Либо возникнет, либо исчезнет, — профессор поймал тяжелый взгляд начальника и вспылил. — Ну что ты мне душу мотаешь?! Не знаю я вероятностей этих. Я вообще в параллельные миры и развилки не верю. Ну, есть в уравнениях один непонятный член. Непонятный он, сечешь? Ничего не гарантирующий. Может, развилку эту, мифическую, показывает, а может немедленную аннигиляцию парней!
— Так что, мы их на бессмысленную смерть шлем?! — теперь взорвался уже Кубенин.
Зато ученый внезапно успокоился:
— Ну, про аннигиляцию, это я погорячился. А насчет смерти — запросто. Может, эти окна и открываются только туда, где их тут же грохнут. Под залп тысячи лучников, например. Инерция исторических процессов и все такое. А еще есть вариант, что выживут они, а ничего не изменят. И здесь всё останется, как было. Всё может быть. На все кривые варианты процентов двадцать дам. Чисто умозрительно. Потому как просчитать слабо, — Артюхин опять начал заводиться. — Основы недопонимаем, самой физики процесса. Лаврентий Палыч за одну мысль об эксперименте при таком состоянии теории к стенке бы нас поставил! И был бы прав! Что ты меня пытаешь? У меня тоже внуки есть. И дети. И еще почти неделю будут. |