Изменить размер шрифта - +

Зарисовки же, сделанные в иной манере, плохо передавали портретное сходство и
потому свидетельствовали что занятия, которым солдат отдавал часы досуга, вполне
безопасны для вермахта.
Все это Вайс успел прикинуть и оценить. Но как бы ни были логичны его
рассуждения, он не мог заснуть ночью. И хотя успел спрятать на следующий день
нарисованные им портреты террористов— диверсантов в тайнике у дороги, тревога не
покидала его.
На второй день Вайса вызвали в штабной флигель, и там среди людей в штатском он
впервые за много дней увидел своего хозяина — майора Штейнглица. Вайсу приказали
сходить за рисунками.
Он принес листы и аккуратно разложил на столе. Лица, которые были изображены на
этих листах, требовали почтительности. И поэтому присутствующие почтительно
рассматривали рисунки Иоганна, не делали никаких замечаний. Зато портреты
дрессировщика, повара, девицы-ефрейтора были осмеяны.
Иоганн сам считал портреты халтурными, но все-таки кое-что в них было. И, на
мгновение забывшись, он искренне огорчился пренебрежительным отношением к своему
мастерству. Его искренность послужила прекрасным свидетельством бескорыстности
увлечения солдата рисованием и укрепила пошатнувшееся было доверие к нему. Когда
же майор Штейнглиц вспомнил, как ловко Вайс сумел найти картину Лиотара на
складе "Пакет-аукциона", подозрения были окончательно рассеяны. И все
присутствующие единодушно решили, что Вайс должен написать портрет генерала фон
Браухича.
Стали советоваться. И Вайс узнал, что генерал фон Браухич назначен командующим
крупной группировкой и, возможно, в самые ближайшие дни посетит данное
расположение, в услугах которого сейчас нуждается. Правда, непосредственно это
расположение подчинено Берлину, но с Браухичем тоже приходится считаться, так
как вскоре предстоит передвижение на восток вместе с его группировкой.
Вайс спросил, на каком фоне лучше изобразить Браухича, и предложил силуэт
Варшавы. Кто-то из штатских рассмеялся:
— Лучше бы московский Кремль.
Но его одернули: если фюрер узнает, что Браухичу поднесли такой портрет, то это
может вызвать ревнивое недовольство.
Вайс все понял и предложил изобразить Браухича на фоне знамен и оружия. С ним
согласились. Тогда он напомнил, что понадобятся различные материалы — холст,
краски, кисти, и ему разрешили съездить за всем необходимым в Варшаву.
Все складывалось необыкновенно удачно: дело в том, что приближалась дата, когда
Иоганн, по договоренности с Центром, должен был выходить к месту встречи в
Варшаве.
Через два дня (именно на исходе третьего дня и должна была состояться эта
встреча) Иоганн достал велосипед и покатил в Варшаву. Не просто было уговорить
начальника внешней охраны, что ехать нужно именно на велосипеде. Обер-ефрейтор
хотел, чтобы Иоганна отвезли на мотоцикле. Но велосипед был единственной
возможностью избавиться от сопровождающего, и Иоганн настоял на своем, ссылаясь
на то, что нужно беречь горючее, предназначенное для военных целей. И даже,
осмелев, обвинил обер-ефрейтора в том, что тот расточительно расходует средства
обеспечения дальнейших походов вермахта.
Многие районы Варшавы были превращены карающим налетом авиации в развалины, в
подобие каменоломни. Авиабомбы, как палицы, раскроили черепа домов. Этими
авиадубинами гитлеровцы жаждали вышибить у поляков память об их славной,
многовековой истории. Еще 22 августа 1939 года Гитлер за ужином в кругу своих
приближенных обещал:
— Польша будет обезлюжена и населена немцами. А в дальнейшем, господа, с Россией
случится то же самое... Мы разгромим Советский Союз. Тогда наступит немецкое
мировое господство.
Быстрый переход