– Но сначала я должен поддержать его! – воскликнул Брендальв, с ужасом и с облегчением вспомнив, что ему всего несколько дней назад говорила кюна Далла. – Он хочет… Кюна Далла хочет, чтобы я скорее женился на Хельге и привел к конунгу войско восточного берега! Она не похвалит вас, если ты выйдешь за меня вместо Хельги!

– Пусть она сама заботится о себе, а мне не мешает! – резко ответила Мальфрид. – Она уже выловила свое счастье, даже два! Она сама заварила эту брагу, пусть сама ее и пьет! А я позабочусь о себе, как сама знаю!

Напрасно было бы думать, что Йорунн хозяйка прислала племянницу сторожить Брендольва в укромном месте и склонять его к согласию всеми доступными средствами. Мальфрид не хуже других Лейрингов понимала, в чем собственная польза и как надо ее добиваться. А иного счастья, кроме как уехать подальше от фьяллей, на безопасный (пока что) восточный берег, сейчас не знал ни конунг, ни последний раб из свинарника.

– Подумай, что со мной будет! – умоляюще зашептала Мальфрид, не выпуская Брендольва из объятий. – Если сюда придут фьялли… Они все разорят, сожгут усадьбу, всех поубивают! Я не хочу быть рабыней фьяллей! Подумай обо мне! Неужели ты можешь это допустить?

Брендольву вспомнилась… Атла. Он не сразу вспомнил ее имя, но отчетливо видел перед собой ее бледное, изнуренное лицо, ее серые озлобленные глаза, упрямо сжатый тонкий рот. «От нашей усадьбы осталась куча угля и костей!» Все ее богатство составляла облезлая накидка, украденная на каком-то хуторе, и котелок (недырявый!), найденный в пустой охотничьей избушке. Но и эта девушка, знатная и богатая, чуть не ставшая женой молодого конунга, смотрит в лицо судьбе и видит ту же участь. Пришедшая в страну беда так или иначе затронет всех. От нее не спасутся ни знатные, ни простые. И стремление любой ценой от нее убежать выглядит не слишком красиво, но вполне объяснимо. Еще Один говорил: всяк занят собой. А с тем, что естественно, спорить глупо.

– Я не могу сейчас сказать, – произнес наконец Брендольв. Воспоминание об Атле, бывшей теперь частью Тингваля, укрепило его дух. – Надо еще подумать. Пойдем в дом, а то замерзнешь. Здесь и правда не лучшее место для долгих бесед.

Но избавление от этого трудного положения пришло с совсем неожиданной стороны. Разбирая и проверяя снасти «Морского Барана», толкуя со здешним корабельным мастером о креплении мачты, Брендольв отвлекся от всех печалей и просто радовался тому, что уже на днях можно будет выйти в море. Вдруг в корабельный сарай вошел один из хирдманов Лейринговой усадьбы (Брендольв еще никого из них не успел узнать по имени) и окликнул его:

– Брендольв хёльд! Меня прислала Йорунн хозяйка. Наверное, тебе любопытно будет узнать… Стюрмир конунг вернулся!

Если бы земля под корабельным сараем расступилась и «Морской Баран» с радостным блеянием погрузился в морскую пучину… Брендольв вихрем спрыгнул с корабля и схватил хирдмана за плечо:

– Что ты сказал? Кто вернулся?

– Стюрмир конунг! – Хирдман таращил глаза от возбуждения, не представляя, добрую новость принес или дурную. – Его «Рогатый Волк» только что пристал. Он идет со своими людьми к нам в усадьбу.

Вся дружина Брендольва столпилась вокруг него, и все молчали. Такую новость требовалось осмыслить. Давным-давно все они решили считать Стюрмира конунга мертвым, и его возвращение показалось чем-то невероятным и пугающим. Мертвецы никогда не приходят с добром.

Побледневший Брендольв закусил губу и молча сжимал в ладони волчью голову на рукояти меча.