Изменить размер шрифта - +
А ели все махали руками, и это движение стало казаться ей одноообразным, бессмысленным.

Хельга огляделась и внезапно ощутила себя одинокой. Вернее, непохожей на то, что вокруг. Все это она знала с детства: море, шуршащее ледяной крошкой в полосе прибоя, коричневые мокрые скалы, огромные валуны, широкой полосой лежащие на песке, как спящее стадо тюленей. По спинам «тюленей» можно уйти далеко-далеко, ни разу не ступив на песок. Меж валунами кое-где торчали тонкие метелки колючего шиповника, выше по берегу начинался ельник, а дальше горбили мохнатые спины прибрежные холмы, тоже похожие на заснувших зверей… Неживые создания вовсе не казались Хельге мертвыми – они только заснули в ожидании своего часа. И она слышала их дыхание – глубокое, очень ровное и очень медленное. Сон, рассчитанный на долгие-долгие века, жизнь, измеряемая иными мерами времени… Что такое человеческий век рядом с веком камня? И наверное, человеческая беготня с места на место елям и валунам кажется бессмысленной.

Вдоль моря пролетел крупный черный ворон. Он держался точно над полосой прибоя, как страж, обходящий границу. Медленно взмахивая крыльями, вестник Одина ловил потоки морского ветра и почему-то смотрел вслед уехавшим. Увидеть ворона, следующего за путниками, – добрый знак. Хельга помахала рукой вслед птице, по-детски, бессознательно приветствуя в ней Отца Богов.

Ах, как хорошо валунам и елкам – им незачем торопиться жить, они не ссорятся, не воюют… «Зачем же Ауднир потащил к Трюмпе лошадиный череп?» – ломала голову Хельга, уже не глядя по сторонам. В глазах обитателей Хравнефьорда старая Трюмпа воплощала все самое темное и злое, и даже думать о ней казалось опасным. Лучше бы Аудниру к ней не ходить! Сумеет ли Хельги хёвдинг отговорить его? Если еще не поздно… Хельга тревожилась за исход их поездки и всем сердцем желала, чтобы отец нашел средство поправить дело. Но бесполезно было бы спрашивать, что именно она считает нужным «поправить». Жадность Ауднира, который из-за несчастной лошади готов разбудить духов земли и неба и сам Мировой Ясень поставить с корней на крону? Войну, во время которой отовсюду выползает худшее, что только есть в людях и нелюдях? Мир, в котором это худшее существует и лезет на глаза охотнее хорошего? Или мы лучше его замечаем?

Хельга вздохнула, посмотрела вдаль. Ее внимание привлекло движение на берегу: из-за кустов шиповника меж валунами показалась высокая человеческая фигура. С первого взгляда Хельга не узнала пришельца и посмотрела внимательнее, недоверчиво моргая. Откуда в Хравнефьорде возьмется незнакомый? Кораблей никаких не приходило…

Пришелец был высок ростом, худощав, зачесанные назад блестящие черные волосы лежали очень гладко. Он кутался в широкий черный плащ, под которым не виднелось ни оружия, ни дорожного мешка. Его лицо со впалыми щеками и удивительно густыми черными бровями было спокойно, он шагал размеренно, и только ветер беспокойно трепал полы черного плаща.

Хельга заинтересованно шагнула вперед. Пришелец направлялся прямо к ней. Чем ближе он подходил, тем выше ростом казался; Хельга еще никогда не встречала такого высокого человека.

– Да хранят боги твой путь! – торопливо воскликнула она. – Кто ты такой?

– Боги хранят тебя, Хельга дочь Хельги! – ответил пришелец и остановился в трех шагах перед ней. – Зови меня Хравном, другого имени у меня нет.

Его отрывистый голос резанул уши и показался похожим на крик ворона: что ни говори, а имя у незнакомца оказалось подходящее. Облик его настолько поразил Хельгу, что она рассматривала нового знакомого, не спросив даже, откуда он здесь взялся. Лицо его казалось неподвижным, отстраненным, как у спящего, хотя глаза были открыты и живо блестели. Брови, надломленные ближе к внешнему краю, загибались вниз дальше, чем обычно у людей, и от этого его глаза, четко обрисованные, властно притягивали к себе взгляд.

Быстрый переход