Лиза была права. Поэзии восемнадцатого века ещё не хватало той лёгкости, которую привнесет в нее Пушкин.

– Единственное, что я не поняла: что такое «искусственный свет»? Разве свет бывает искусственным?

– Почему нет? Свет от факела, лучины или свечи… Он не естественный, а рукотворный, сиречь искусственный. Но по сравнению с тем светом, что излучаете вы, любой иной покажется искусственным, – с помощью комплимента выкрутился я.

Лиза зарделась, а кормилица сразу навострила уши. Я быстро замял опасную тему, поскольку не собирался кружить девушке голову, но последствия этой фразы чувствовались до конца занятия. Лиза то и дело бросала на меня многозначительные взгляды, а мне они нравились всё больше и больше. Продлись урок на пару минут дольше, и я бы начал флиртовать по-настоящему.

– А ещё подобных стихов не почитаете?

– Что-нибудь найдём, – пообещал я, прикидывая, что можно без опаски предложить очаровательным ушкам.

Тут в дверь постучали. Нас пригласили на ужин, и я облегчённо вздохнул: не хватало ещё привязаться к Лизе. Смешивать личное и службу чревато большими неприятностями.

Столовался я вместе с хозяевами и их роднёй. Место мне выделили не самое почётное, но прислуге дали понять, что я – гость в доме желанный и относиться ко мне надо со всем причитающимся пиететом.

Вечером я отправился на прогулку: якобы подышать свежим воздухом. На самом деле мысленно пообщался с Иваном.

– Есть зацепки? – с надеждой спросил он.

– Пока нет. Разве что голову дочке Губанова слегка заморочил.

– А-а-а! – протянул Иван. – На это ты мастер. Только смотри, не увлекайся!

– Кто бы говорил. Есть тут одно местечко, где надо покопаться. Уверен, если и есть какие-то улики, то там.

– А что за место?

– Кабинет Губанова. Вот только туда хрен сунешься.

Попасть туда и впрямь было непросто. Губанов никогда не оставлял кабинет открытым, к тому же, когда помещик отсутствовал, возле дверей обязательно отирался кто-то из слуг.

– И что? Предлагаешь нагрянуть официально с обыском?

– Упаси Бог! Тоньшее надо работать, братишка.

– Ну-ну. Смотри, как бы с нас за проволочку Ушаков шкуру не снял!

– За ним не заржавеет, – согласился я.

– Тогда чего тянуть? Я свистну наших, имение перетряхнём. Найдём улики – арестуем Губанова, не найдём, значит, чист…

– Или мы не доработали, – прервал я.

– Тоже верно. Что скажешь, Петь: устраиваем обыск?

– Погодим чуток.

– Чуток – это сколько?

– Пару дней.

– Договорились. Два дня и не больше. Удачи, братец! Да поможет тебе Господь!

– Спасибо, Ваня!

Связь отключилась. Я вернулся в дом, погружённый в свои мысли.

Тут уже готовились ко сну. В дверях встречал пожилой слуга с подсвечником в руках.

– Загулялись вы что-то! – проворчал он. – Эка темнотища на дворе!

– Не серчай, любезный! Вон какие звёзды на небе – красота!

– Кой от них толк, от звёзд этих! Вы б лучше спать шли. Идёмте, я в вашу светёлку провожу.

– Пошли. Показывай дорогу.

– За мной ступайте да под ноги смотрите. Не ровён час запнётесь. За голову не бойтесь: у нас притолоки высокие, лоб не расшибёте.

В своей комнате я разделся и лёг на расстеленную заботливыми руками служанок кровать, оценив мягкость перин и свежесть белья. И ведь стирают без всяких «ариэлей», но почему-то всё белоснежное и одурительно пахнет чем-то свежим и морозным.