— Просто скажи, что… она чем-нибудь отравилась. Самое главное, чтобы ты была с Крисом, пока я не вернусь. Не выходи с ним на улицу и никого не пускай в дом.

— Кэл, что происходит? Мне не нравится твой голос…

— Рики, — умоляюще сказал он, — пожалуйста, сделай это для меня. Я не могу объяснить, могу только сказать, что от этого может зависеть жизнь Криса.

— Жизнь Криса? Кэл…

— Пожалуйста, Рики, просто сделай это! Я не могу ответить больше ни на один вопрос. — Кэл не отрывал взгляд от девушки, которая снова жестами подзывала его и сделала шаг назад, словно собиралась уходить. — Скажи мне только, что ты это сделаешь.

— Я это уже сказала, — крикнула Рики обиженным и рассерженным голосом, — я только хочу знать…

— Я должен идти, — сказал Кэл и повесил трубку, прежде чем Рики успела задать очередной вопрос.

Девушка в белом платье улыбнулась и отошла.

И он последовал за ней.

Она направилась на север, где улицы были еще более заброшенные и неприглядные. Уже нельзя было подумать, глядя на многоквартирные здания, что там кто-либо жил: у этих домов не было ни дверей, ни окон, они даже не были обшиты железными листами, чтобы туда не проникали бездомные. В проломе на третьем этаже, где когда-то было окно, мальчик раскачивал кота, ухватив его за хвост. Кэл отвел взгляд и поспешил за девушкой. Кровь стучала у него в висках, а в глазах был туман. Была ли она на десять или на сто футов впереди него? Он не мог этого сказать.

Она ни разу не обернулась.

На улицах было полно собак, детей и женщин с грудными младенцами. Похоронная процессия повернула с авеню; за обшарпанным черным катафалком шли люди, все они были одеты в темную одежду, а женщины были в плоских белых шляпах. Рябой и костлявый мужчина протягивал коробку от сигар всем, кто останавливался на тротуаре, чтобы понаблюдать за процессией, — собирал деньги на похороны.

Девушка пробиралась сквозь похоронную процессию, и Кэл, вероятно, потерял бы ее из виду, если бы не ее белое платье, которое белело в темной толпе похоронной процессии.

Она провела его мимо площадки, усыпанной разбитыми кирпичами, через целый квартал, где босые дети танцевали между кучами разбитых бутылок и играли в какую-то жестокую игру.

Она провела его через улицу в какой-то переулок. Тонкие лучи света высветили нищего в рваных пестрых лохмотьях. Кэл вгляделся в этого человека и увидел, как он ржавым ножом вырезал куски мяса из тела мертвой собаки.

Девушка внезапно нырнула в здание сквозь полуразрушенную арку готического стиля. «Свободу Пуэрто-Рико!» было написано светящейся краской на двери. Кэл ускорил шаг, чтобы догнать девушку. Она промчалась стрелой вниз по коридору, где воняло мочой и протухшей пищей. В темноте бегали крысы. Куски штукатурки отваливались и падали с глухим стуком.

Один раз девушка остановилась, оглянулась и улыбнулась той же самой неуместной улыбкой, которую он уже видел на ее лице, — вызывающей и вместе с тем наивной.

Коридор заканчивался у провала в стене. Следуя за своим проводником, Кэл вышел в другой переулок. Он посмотрел по сторонам, но девушки нигде не было видно. На мгновение его охватила паника, но в ту же минуту он увидел, как ее белое платье мелькнуло за углом. Кэл бросился за ней и увидел, как она стрелой помчалась вниз по узкой лестнице.

Металлические ступеньки вели вниз в тускло освещенный железнодорожный тоннель. Сломанные искореженные куски рельсов перегородили ему путь. Он споткнулся о них и остановился, чтобы сориентироваться. Он услышал голоса и пошел туда, откуда они исходили, шлепая по застоявшимся лужам. Голоса звучали все громче, затем они превратились в крики на испанском. Кэл прошел в дверь, ведущую в тоннель и заглянул внутрь.