Не исключено, что и Уилл оказался грамотным, потому что он вдруг улыбнулся. Чуть-чуть. Краешками губ. Тогда и Бриджет позволила себе улыбку. — Я так понимаю, что сейчас состоится показательный акт сочинения пьесы?

— Вы правильно понимаете, — тоже улыбнулся Смотритель.

И так эта переходящая (с уст на уста) улыбка вдруг вывела из себя Роджера Мэннерса, пятого графа Рэтленда, старшего братца неприступной Бриджет Мэннерс, в о-очень узких кругах известной под именем Елизавета, так, короче, улыбка сестры, что-то знающей, что брату неведомо, задела Роджера, что он буквально заорал:

— Я ничего не понимаю! Понимаете? Я не понимаю! Я! Какого черта кто-то что-то понимает, а я — как дурак в колпаке на площади: все смеются, а мне не смешно…

Очень это было непохоже на всегда спокойного и даже, на взгляд Смотрителя, излишне женственного, томного Рэтленда. Может, с сестрой у них какие-то свои, другим неявные отношения? Может, одну с детства холили и нежили, а другому — тумаки да шишки? Непохоже что-то, но разве важно сейчас разбираться во внутрисемейных отношениях младших Рэтлендов? Сейчас другое важно.

И Эссекс так считал.

— Не ты один, — спокойно сказал он. — Но все терпеливо ждут обещанного, каким бы удивительным оно ни было, а ты орешь как резаный. Стыдно, Роджер… Нам можно где-нибудь сесть, Франсуа?

Вопрос оказался куда как уместным. Лишних кресел в кабинете не наблюдалось. Смотритель выглянул за дверь и проорал вниз:

— Эй, кто-нибудь, три кресла ко мне в кабинет!

И тут же по лестнице затопали, двери захлопали, тяжелое по доскам пола потащили, и так все оказалось шумно, что в кабинете смолкли. Благо ненадолго. Через пару буквально минут в распахнутую дверь вползли три неподъемных (поэтому и вползли) кресла, толкаемые Кэтрин, Тимоти и привратником. А Смотритель вспомнил, что как-то раз не к месту удивился: почему полы в его доме так исцарапаны? Вот ответ. Буквально: предметный.

— Садитесь, господа, — подвел Смотритель итог смене декораций на сцене. — И вы, Бриджет, извольте — на свое законное место. Напомните: на чем вы остановились?

Шекспир заглянул в листы на столе.

— При том, что взял не по ноге ты обувь, — прочел фразу. И пояснил: — Реплика Валентина к Протею.

Смотритель объяснил новым слушателям:

— Пьеса называется «Два веронца». Действие происходит в Вероне и в Милане. Герои — два молодых синьора из Вероны, которые, как нетрудно догадаться, влюблены в двух молодых девушек. Это комедия. Работа только началась, ваш визит прервал ее. На сцене — герои: Валентин и Протей. Они прощаются: Валентин уплывает из Вероны в Милан и на прощанье упрекает Протея в том, что тот увяз в собственной любви к кому-то. К кому — я еще не знаю… Итак, внимание. Прошу не мешать сочинителям посторонними разговорами.

Бриджет…

(все-таки странно звучало имя для привыкших совсем к иному)…

уселась в свое кресло, посмотрела на брата (почему-то победно) и повторила последнюю фразу:

— При том, что взял не по ноге ты обувь… — Подумала с минуту, входя в роль. — Как! Покупать мольбами лишь презренье… мильоном вздохов — только строгий взгляд!.. Тяжелыми, бессонными ночами — мгновенье счастья! В длительной игре… выигрывать лишь горесть неудачи… проигрывать ценой горчайших мук!.. Нет, видно, ум твой побежден безумьем… иль ты на глупость выменял его.

— Так вы глупцом считаете Протея? — спросил Уилл. Похоже, он примирился со сменой имени любимой девушки. Что ж, честь ему и хвала. Бессмысленно страдать, когда причина едва видна. Да нет ее уже, растворилась…

— Ты от любви становишься глупцом.