— А он Елизавету откуда знает?

— Понятие не имею. Не спрашивал. Встречались где-то.

— Только встречались?

Смотритель был подозрителен и строг, как какой-нибудь близкий родственник девушки, родной дядя, например.

— Она ж девица! — вскричал Уилл, почему-то покраснев. — Ей же семнадцать всего!

— Знаем мы вас, — сообщил Смотритель, на минуту забывая, что ему здесь всего — двадцать пять, он на четыре года моложе того, кому взялся читать мораль. — А у тебя с ней что?

— Да ничего, честное слово! Так, общаемся иногда, беседуем… Умная она очень, знает много, с ней интересно.

— И все? — Ну прямо пуританином был граф Монферье, ну не по годам благонравным.

А может, сам какие-то виды на девушку заимел? Он молод, она молода…

Мелькнула такая подлая мыслишка, но Смотритель гневно ее отогнал, как муху, и, как муху, раздавил безжалостно. Это здесь ему двадцать, как уже отмечалось, а там…

Но «там» было где-то там, то есть далеко-далеко в пространстве и времени, поэтому граф настойчиво (подсознательное довлело) повторил:

— И все?

— А что еще? — Несчастный Шекспир даже жевать перестал от непонятного чувства непонятной вины.

— Ешь быстро, — смилостивился Смотритель. — Где твоя Елизавета?

И тут, как в толковом спектакле, где-то вдалеке…

(за кулисами или, точнее, под сценой, ибо кулис в театре Бербеджа и в других известных Смотрителю английских театрах не имелось)…

зазвенел дверной колокольчик.

— А вот и она, — сказала Кэтрин, которая до сих пор чинно стояла в сторонке и внимала диалогу хозяина и гостя.

Радостно сказала.

Гость ей был явно симпатичен, она его жалела, но и хозяин нравился, поэтому приход Елизаветы был воспринят ею как избавление от внутреннего смятения: кто прав, на чью сторону ей встать. Теперь понятно — на чью: на сторону Елизаветы, конечно, ибо для женщины права всегда женщина, как бы ни утверждали иное психологи и социологи. Она может из принципа не согласиться с другим женским мнением, но внутри-то, но в глубине подсознания…

Как и в прошлый раз, они уселись на «свои» кресла и стулья — все трое. Уилл вооружился пером…

(по аналогии: Елизавета вооружилась вниманием, Смотритель — терпением и силой)…

и Смотритель установил менто-связь.

Можно было начинать.

Но тут неожиданно вмешалась Елизавета, не зная, во что вмешивается.

— Я думала о том, что мы два дня назад… — Помялась, подыскивая слово. Нашла: — Наговорили, и мне кажется, что стоит еще более усилить конфликт.

— То есть как? — спросил Шекспир. С уважением спросил, поскольку Елизавета употребила красивое латинское слово «confflictus», от которого, собственно, и произошло английское, но — без волшебного окончания «us».

— Мы совсем потеряли Бьянку.

Смотрителя насторожило настойчивое «мы».

— Почему? — возмутился Уилл. — Помню прекрасно. Сейчас к ней станут свататься женихи.

— Кто именно?

— Разве ТЫ забыла? Гремио и Гортензио.