Под ними — пустота, но там я могла плакать, говорить с ними, сдирать ногти до мяса, выть и кричать, когда боль становилась невыносимой. Иногда я брала коня и мчалась в скалы, чтобы ползти по талому снегу к пещере, где у меня была иллюзия единения с ними. Где я переставала быть сильной Шели, где я снова рвала на себе волосы и шептала их имена, говорила с ними, пела колыбельные, которые сочинила своим мертвым малышам. Перед отъездом во взятый Нижемай я принесла сюда сундук с волосами и похоронила их под плитами. Горсти серебристых прядей с засохшей на них кровью. Я отдала им частичку себя. Если бы я могла вырвать свое сердце и закопать его здесь — я бы так и сделала, но Веда и Фиен заставили меня жить. Они дали мне стимул — Ариса. Он держал меня в этом мире. Он и дикая жажда мести. Когда мы врывались в вишты подданных Берита, я лично отдавала приказы о казни тех, кто не желал примкнуть к моей армии. Мы не щадили никого. Мы сжигали за собой все. Они отняли моих детей, а я отнимала ихних. Нет, мы не убивали — мы пополняли отряды. Их растили воинами армии Пепла. Молодняк, фанатиков, готовых к смерти в любой момент. С иными ценностями, чем в их узком мирке рабов Берита. Где изначально их жизни не стоили и одной дуции.
Я посмотрела на Ариса и тихонько подошла сзади, опустилась на колени и обняла ребенка.
— Воинов не обнимают, мама, — серьезно ответил мне мальчик и я улыбнулась.
— Обнимают, малыш.
— Тогда я стану слабаком, так Тиб говорит, когда учит меня драться.
— Просто Тиба никто не любит и он не знает, что такое обнимать любимое существо.
Арис оторвался от игры и посмотрел мне в глаза:
— А ты меня любишь?
— Да. Очень. Больше жизни, — прошептала я и поправила воротник его рубашки, залюбовалась курчавыми волосами, спрятанными за уши. Какой он красивый, мой мальчик, когда вырастет — женщины будут сходить по нему с ума.
— Тогда почему ты бросаешь меня? Разве мамы не должны оставаться дома, с детьми, а не ходить на войну?
Я тяжело вздохнула и прижала его к себе.
— Твоя мама не просто мама, малыш. Твоя мама тоже воин, а, значит, она должна воевать. Помнишь, я рассказывала тебе сказку о принцессе-ангеле?
Он кивнул и сам прижался ко мне. Я бы отдала все на свете, чтобы меня обнимали три пары рук, а не одна. Сердце забилось быстрее и на глаза непрошенно навернулись слезы.
— А вдруг тебя там убьют? И ты никогда не вернешься ко мне.
Я обхватила личико ребенка ладонями.
— Я всегда вернусь к тебе, малыш. Запомни — всегда. Тем более, твой отец с нами, он не позволит, чтобы со мной что-то случилось.
— Ты плачешь?
— Нет, милый. Не плачу. Просто твои шары излучают такой яркий свет, что меня ослепило. Можно, я поиграю с тобой?
Он улыбнулся мне и обхватил мое лицо точно так же, как и я его:
— А ты умеешь рисовать отражением?
Я кивнула и поцеловала его в макушку.
— Тогда можно.
Малыш подвинулся, и я села рядом с ним, раскладывая хрустальные шары полукругом. Иногда я представляла себе, что их здесь трое. Моих малышей. Они играются и смеются, тянут ко мне руки, кричат «мама» наперебой. Но не здесь, не в Нижемае, а под высокими черными потолками Огнемая. В нашем доме, в том доме, куда мечтал вернуться Аш.
* * *
— Мертвые соперники иногда намного сильнее живых, Фиен, — Веда отобрала у инкуба флягу с чентьемом, — хватит нажираться. Скоро свалишься здесь мешком, а у меня дел по горло.
— Она выставила меня, Веда, сказала, что если я не с ней, то могу убираться. Твою мать, просто вышвырнула, как никчемную собачонку. С Нордом так не обходится, как со мной.
Фиен обхватил голову руками и сгреб пятерней волосы. |