Никакой опасности в этом не было. Многие жили у реки. Если я выходила рыбачить в ночь, оставляла кому-нибудь на берегу горсть риса, а когда утром возвращалась, он был уже сварен. Расплачивалась рыбой. Каждое утро я приносила улов отцу, и кое-что мы продавали; если же выручка бывала неплохой, я могла остаться на занятия в школе.

В сезон дождей, когда река разливалась и затопляла берега, в воде появлялось много бревен. Мы выходили на лодках и вылавливали их, сушили и использовали в качестве топлива. Иногда продавали или меняли на рис, но чаще оставляли себе.

В школе господин Тяй начал отбирать учеников для исполнения традиционного камбоджийского танца. Все очень удивились, когда в числе прочих он назвал и меня. Учитель пояснил, что в сумерках макияж на моей темной коже будет смотреться лучше, чем на бледной. К тому же у меня были очень длинные волосы, не то что у других девочек — в годы режима «красных кхмеров» всех обязывали стричься коротко.

Господин Тяй учил нас точно повторять жесты апсар — изящно сгибать пальцы рук и вытягивать шеи на манер журавлей. Я не слишком-то увлекалась этими танцами под музыку, но меня вдруг нашли симпатичной, а это мне льстило.

В те времена мы жили все вместе. Сейчас не так, сейчас каждая семья живет отдельно, особенно в больших городах. Тогда же Камбоджа была страной коммунистической. Любая деревня состояла из нескольких групп, называвшихся кром самаки — восемь-десять семей вместе сажали рис и сообща пользовались в качестве тягловой силы немногочисленными буйволами. После сбора урожая староста группы делил рис между всеми: каждая семья получала около пятидесяти килограммов риса на год.

Оглядываясь на то время, я думаю, что система как нельзя лучше подходила стране. Обучение в школе было бесплатным, благодаря чему дети имели возможность получить в будущем образование и выкарабкаться из бедности. Сейчас же родители вынуждены платить за обучение детей огромные деньги, да и дипломы можно купить. Пусть больниц было мало, пусть они были плохо оборудованы, но лечение почти ничего не стоило. Теперь если кто не в состоянии заплатить, его в больницу не положат, будь он хоть при смерти.

Жизнь при коммунистическом режиме совсем не была похожа на жизнь при режиме «красных кхмеров». Люди больше не боялись. Им больше не приходилось подчиняться приказам кровожадных юнцов, обработанных правящей верхушкой. И они стали возвращаться к прежнему укладу жизни. Старшие приказывали младшим, а не наоборот. Жены уже не обращались к мужьям «товарищ», как того требовали «красные кхмеры», они называли мужчин старшими братьями или дядюшками, относясь к ним с должным почтением и соблюдая покорность.

Как и все девочки в доме моего приемного отца, я тоже заучивала нараспев чбап срей — свод правил поведения для камбоджийских женщин. Правила входили в школьную программу — на самых верхах таким образом решили избавиться от последствий режима «красных кхмеров» и вернуться к прежним традициям. Во всех школах девочки должны были распевать их наизусть, но Мам Кхон добивался того, чтобы слова отскакивали у нас от зубов.

Женщин в Камбодже учат ступать как можно тише, чтобы не было слышно шума шагов. Камбоджийская женщина улыбается, не показывая зубов, а смеется тихо-тихо. Она не может смотреть мужчине прямо в глаза. И не должна перечить мужу. Ей непозволительно поворачиваться в постели к нему спиной. Прежде чем дотронуться до его головы, она склоняется в поклоне. И ни в коем случае не переступает через его ноги — так можно заболеть. В Камбодже родителей уважают, о них заботятся, а муж считается господином жены, вторым человеком после родного отца.

Я вынуждена была усваивать эти порядки и подчиняться им, но сама мечтала совсем о другой жизни.