Как-то раз Пьер взял отпуск и уехал с друзьями во Вьетнам. Я знала, что друзья его были не слишком высокого мнения обо мне. Они считали меня недостойной, девицей, подобранной с улицы. И вот в отсутствие Пьера я случайно встретила знакомого, племянника моей приемной матери. Парень выбился в люди — работал в министерстве. Он поинтересовался, что я делаю в Пномпене.

Я сказала ему, что учусь, и это было правдой — я все еще ходила на занятия в культурный центр. Племянник предложил пообедать вместе. Когда мы выходили из ресторана, я заметила одного из друзей Пьера — тот уставился на меня. Я разозлилась и в ответ сделала то же самое.

Пьер вернулся раньше. Когда я пришла домой, на полу лежала гора моих вещей. Пьер меня выгонял. Он сказал, что я так и осталась шлюхой и что лгала ему, когда говорила, будто хочу покончить с этим занятием. Он обвинил меня в том, что пока был в отъезде, я встречалась с мужчинами.

Но это было не так. С тех пор как я познакомилась с Пьером, у меня никого не было. И хотя я все еще раздумывала, остаться мне с Пьером или нет, я была признательна ему за то уважение, которое он проявил ко мне.

Почему-то женщину, торгующую своим телом, всегда подозревают в нечестности. Ее считают лгуньей и воровкой. Если бы Пьер устал от меня, я бы ушла, я бы согласилась с его решением. Но меня возмутило то, что он пошел на поводу у других и счел меня всего-навсего шлюхой, которая ворует и лжет, — типичной дикаркой из пнонгов. Я же хотела, чтобы он увидел, какой я стремлюсь стать: честной и порядочной.

Я заплакала. Я не хотела уходить. И сказала Пьеру, что оставалась с ним вовсе не из какого-то там расчета. И не спала с ним за деньги. Сказала, что я не проститутка. Что когда торговала собой, делала это не по своей воле, и не следует обвинять меня в том, чего не было. Я попросила Пьера не торопиться и позволить мне доказать, что я не лгу.

Пока я убеждала Пьера, мне вдруг стало ясно — я этого действительно очень хочу. Пьер не отличался опрятностью и порой вел себя странно, да и часто злился, однако он не был похож ни на кого. Он говорил на понятном мне языке, и мне показалось, он меня понимает.

Я поклялась себе, что если Пьер разрешит мне остаться, я докажу, что не имею с проституткой ничего общего.

Мы начали жить вместе. Не могу сказать, что я любила Пьера, хотя иногда мне казалось, что я вообще не понимаю, что такое любовь. Но Пьер говорил по-кхмерски, и мне думалось, что мы настоящая семья, что мы не чужие друг другу, как это было с Дитрихом, с которым я общалась жестами и занималась любовью по первому его требованию. Я забросила учебу в культурном центре. Денег у нас было мало, к тому же Пьер сам потихоньку обучал меня языку.

В 1991 году истекал срок контракта с гуманитарной организацией. Пьер хотел вернуться во Францию. Я сказала, что с ним не поеду, но если он еще некоторое время останется в Камбодже, буду жить с ним. Пьер решил остаться, только прежде хотел съездить во Францию хотя бы на две недели — решить свои дела. Но потом обещал вернуться.

Уезжая, Пьер оставил мне на все про все двадцать долларов. Ну, на еду мне хватало. Я много времени проводила у соседей, камбоджийцев с двумя милыми детишками. Мне не нравилось спать одной в большой квартире, так что на ночь соседские дети приходили ко мне.

Но Пьера все не было и не было. Прошло три недели, четыре… Наконец он позвонил — оказалось, все это время он провалялся с малярией. Однако на следующий день уже вылетал. Я поехала в аэропорт встретить Пьера, но забыла уже, как он выглядит, и вначале поздоровалась не с тем мужчиной — подошла к другу Пьера, Патрису.