|
Соответственно, постельные сцены должны быть чем-то разбавлены. При этом ни у кого нет ни малейшего желания тратить время и деньги на изобретение худо-бедно складного сюжета, да и зрителей сюжет не интересует, потому что они не следят за ним, а ждут сладострастных эпизодов. Сюжет, таким образом, сводится к набору малозначительных обыденных действий: съездить куда-нибудь, выпить виски, надеть пальто, поболтать о всяких мелочах; экономичнее прокатить персонажа в машине, а не впутывать его в перестрелку в духе Микки Спиллейна (которая, кроме всего прочего, еще и отвлечет внимание зрителя). Таким образом, все, не имеющее прямого касательства к сексу, должно длиться ровно столько же, сколько и в обычной жизни, — а постельные сцены должны длиться дольше, [116] чем в реальности. Вот вам мое правило: если для того, чтобы добраться из точки А в точку Б, двум киногероям требуется столько же времени, сколько в реальной жизни, мы можем с полной уверенностью утверждать, что имеем дело с порнографией. Разумеется, при этом в фильме должны быть откровенно сексуальные сцены — в противном случае «Короли дороги» («Im Lauf der Zeit») Вима Вендерса (1976) где нам добрых четыре часа показывают, как два человека едут на грузовике, придется объявить порнографическим фильмом.
Считается, что фабульное время и время дискурса соответствуют по длительности в диалогах. Но вот вам совершенно исключительная ситуация: по причинам, не имеющим ни малейшего касательства к литературе, автор измыслил диалог, который, по ощущению, длится дольше, чем в реальности. Александру Дюма за его романы, печатавшиеся отдельными выпусками, платили построчно, и он, соответственно, всеми силами стремился раздуть листаж. В 11-й главе «Трех мушкетеров» (к которой мы еще вернемся в другой лекции) д'Артаньян встречает [117] на улице свою возлюбленную, Констанцию Бонасье, и, заподозрив ее в неверности, пытается вызнать, как она оказалась поздно вечером возле дома Арамиса. Вот вам отрывок — всего лишь отрывок — из их диалога:
— Разумеется. Арамис — один из моих самых близких друзей. — Арамис? Кто это? — Да полно! Неужели вы станете уверять меня, что не знаете Арамиса? — Я впервые слышу это имя. — Значит, вы в первый раз приходили к этому дому? — Конечно. — И вы не знали, что здесь живет молодой человек? — Нет. — Мушкетер? — Да нет же, нет! — Следовательно, вы искали не его. — Конечно, нет. Да вы и сами могли видеть, что лицо, с которым я разговаривала, — женщина. — Это правда. Но женщина эта — приятельница Арамиса? — Не знаю. — Но раз она живет у него? — Это меня не касается. [118] — Но кто она? — О, эта тайна — не моя. — Дорогая госпожа Бонасье, вы очаровательны, но в то же время вы невероятно таинственная женщина. — Разве я от этого проигрываю? — Нет, напротив, вы прелестны. — Если так, дайте мне опереться на вашу руку. — С удовольствием. А теперь? — А теперь проводите меня. — Куда? Туда, куда я иду. Но куда вы идете? Вы увидите, раз доведете меня до дверей. Нужно будет подождать вас? Это будет излишне. Вы, значит, будете возвращаться не одна? Быть может, да, быть может — нет. Но лицо, которое пойдет провожать вас, будет ли это мужчина или женщина? Не знаю еще. Но зато я узнаю! Каким образом? Я подожду и увижу, с кем вы выйдете. В таком случае — прощайте! Как так? Вы больше не нужны мне. |
