— Ну так что, — просительно проговорил отец, — может, распишем пульку? Мы еще успеем. Всего одну — и спать. Джорджина, будь добра, подай шкатулку с картами.

В этот момент в дверях возникло растерянное лицо слуги.

— Ну, что там еще? — спросила хозяйка с плохо скрытым раздражением. — Еще кто-нибудь пришел?

— Антонио, управляющий… просит разрешения поговорить с кем-нибудь из господ. Говорит, это важно.

— Иду, иду! — Стефано мгновенно вскочил на ноги.

— Нет, нет и нет, — удержала его жена, — ты останешься здесь. На улице так сыро… а с твоим ревматизмом шутить нельзя. Сиди, дорогой. Федри пойдет и поговорит.

— Думаю, обычная история, — сказал юноша, направляясь к портьере. Издалека донеслись приглушенные голоса.

— Вы здесь будете играть? — спросила между тем синьора. — Джорджина, убери вазу, пожалуйста… а потом иди спать, дорогая, уже поздно. Доктор Мартора, вы что, спите?

Друг дома смущенно встрепенулся.

— Сплю? Я?.. О да, задремал немного, — засмеялся он. — Не судите строго: тепло от камина, да и возраст…

— Мама! — позвала девушка. — Мама, я не могу найти шкатулку с картами, вчера они были здесь, в ящике.

— Протри глаза, дорогая. Вон она, на этажерке. Никогда вы ничего не можете найти…

Массигер расставил четыре стула и начал тасовать колоду. Тем временем вернулся Федерико. Отец устало спросил:

— Ну, зачем приходил Антонио?

— Да так, — беззаботно отозвался сын. — Вечные деревенские страхи. Говорят, что река разлилась, мол, это опасно, говорят даже, что дом под угрозой, представь себе! Они хотели, чтоб я сам пошел посмотрел — в такую-то погоду! Они там все собрались и молятся, слышите колокола?

— Федри, — предложил Массигер, — пошли вместе посмотрим. Всего на пять минут, а?

— А как же игра, Массигер? — напомнила синьора. — Вы что, хотите бросить на произвол судьбы доктора Мартору лишь для того, чтобы вымокнуть до нитки?

Довод оказался неопровержимым, и мужчины вчетвером начали игру, Джорджина отправилась в постель, а мать устроилась в уголке с вышиванием.

Пока они играли, снаружи все чаще доносились всплески. Звук был такой, будто грузное тело падало в глубокую яму, полную жидкой грязи, и зловещий удар отдавался прямо из недр земли. Каждый такой всплеск порождал смутную тревогу: рука с картой застывала в воздухе, дыхание перехватывало, но мало-помалу все успокаивались.

Надо подчеркнуть, что никто не осмеливался говорить об этом. Только один раз доктор Мартора заметил:

— Скорее всего это здесь, внизу. Тут проходит какой-то древний трубопровод, выходящий в реку. Наверное, что-нибудь засорилось…

Остальные промолчали.

А теперь проследим за взглядом благородного синьора Грона. Он устремлен в основном на веер карт в левой руке, но время от времени скользит над его верхним краем, достигает головы и плеч доктора Марторы, сидящего напротив, и упирается в дальний конец зала, где до блеска натертый пол исчезает под бахромой портьеры; при этом глаза Грона широко раскрываются, загораясь каким-то странным светом.

И неожиданно из уст старого аристократа вырывается одно-единственное слово, произнесенное тоном невыразимого отчаяния:

— Посмотри!

Он не обращается ни к сыну, ни к доктору, ни к Массигеру — ни к кому конкретно. Он просто говорит: «Посмотри», — но так, что всем становится страшно.

И все окружающие, включая супругу, которая с большим достоинством сидит в углу, занимаясь вышиванием, невольно следуют за направлением его взгляда.