– Что он хотел?! – Настя решила, что ослышалась.
– Ну, понимаете, Юрий Ефимович считал, что стены у нас грязные и их нужно помыть. Уборщица этого не делает, но она и не обязана. Игорь Сергеевич категорически запретил ему заниматься уборкой в рабочее время, сюда же люди ходят, а Юрий Ефимович считал, что стены надо помыть обязательно. Вот, может быть…
Науменко всхлипнула и снова потянулась за носовым платком.
– А что, Игорь Сергеевич очень сердился на Тарасова за попытки убраться в помещении отдела?
– Очень. Вы даже не представляете, как он сердился. Правда, вслух он ничего не говорил, Юрию Ефимовичу не выговаривал, но все равно было заметно. Знаете, Шульгин – он такой добродушный, даже немножко легкомысленный, выпить любит, пошутить, посмеяться. А после того, как Юрий Ефимович у него в столе прибрался, Игоря как подменили. Злой ходит, с нами не разговаривает, даже вроде с лица сбледнул.
– Не знаете почему? Не догадываетесь?
– Кому ж приятно, когда у тебя из стола столько гадости вытаскивают и на всеобщее обозрение выставляют.
– А Шульгин не пытался объясниться с Тарасовым, сказать ему, что залезать в чужой стол, а тем более в отсутствие хозяина, неприлично?
– Не знаю, – Светлана шмыгнула носом. – Я не слышала ничего такого.
– А вы, Светлана? Он же в вашем столе тоже порядок наводил. Вы не сделали ему замечание?
– Нет. Он же начальник все-таки.
– Ну и что? Раз начальник, значит, хамить можно?
– Я не знаю…
Науменко разрыдалась.
– Он… Он говорил, что сокращение скоро… На тридцать процентов… Всех…
«Все понятно, – подумала Настя. – Стоя на пороге тридцатипроцентного сокращения, она, конечно же, не рискнула делать замечание новому начальнику. Логика примитивная, но железная. Если собираются сокращать третью часть рабочих мест, и в это же самое время на вакантное место заместителя начальника отдела назначают нового сотрудника, вместо того чтобы сократить эту совершенно никчемную должность, то вновь назначенный, очевидно, важная персона или особа, приближенная к императору, то бишь к гендиректору. Попробуй сделай ему замечание – завтра же без места и останешься».
– А Ирина? Как она восприняла тот факт, что Тарасов рылся в ее столе?
– Злилась, конечно. Даже сказала ему дерзость, но он, наверное, не понял.
– И что же она ему сказала?
– Что-то вроде того, что, мол, кто не знает про тампексы, тому и в женских вещах рыться не страшно. Я думала, он покраснеет, а он даже ухом не повел, будто и не слышал.
– А что, Ирина сокращения не боится?
– Боится, почему же.
– Как же она осмелилась дерзить Тарасову?
– Понимаете, у нас в отделе раньше было по штату два начальника и пять консультантов. Когда Ира пришла сюда, три места консультантов были заняты, ей отдали четвертое и попросили по возможности работать за пятого. Она согласилась, тем более что ее обещали материально поощрять за совмещение участков. Никаких денег ей, конечно, не дали, а когда было сокращение, пятое место консультанта просто сократили, вменив Ире в обязанность выполнять его функции, за ту же самую зарплату, между прочим. Ну, Ирина у нас работы не боится, у нее в руках все горит. Потом один наш сотрудник погиб, попал под машину, Ирка его участок взяла, за это ей категорию повысили. |