|
Язычество не способно дать никакой великой, нравственной идеи человеку. Знаешь почему? Только по той причине, что слишком уж много у вас богов, а кто главный из них, кто провозгласит для людей одну общую цель не понятно. В Риме любой человек, ставший императором, тут же провозглашается богом. А если их сменится за десять лет несколько, какой общей идее будет следовать империя? Ведь идея должна быть одной и вечной! Слово и проповеди этого оборванца из Галилеи как раз и учат людей, как достичь высшего человеческого счастья и нравственного совершенства, дабы после смерти, превратившись в тлен, не пропасть в бездне безвременья. Ваша империя, Понтий, рано или поздно рухнет. «С чего я это взял?» – спросишь ты меня, отвечу: потому, что любое государство, выбравшее себе дорогу, где жизнь представляется только в том, чтобы есть, пить и спать по приказу, веселиться и жить по своему рангу и положению под наблюдением начальства, рано или поздно забредёт в тупик. Каждый человек всегда должен иметь перед собой выбор. Он никогда не согласиться жить в затхлой атмосфере глубокого подземелья, он устанет дышать смрадным воздухом этого гнилого погреба, ибо человеку всегда нужен тесный круг его единомышленников и соратников, ему нужно братство людей, где все живут, дышат и умирают вместе, как одна семья. Человек хочет и должен соболезновать горю близких, но, зная, что в случае его личной беды они сопереживали бы горю его, дабы всем вместе радоваться чужому счастью. Римское государство, прокуратор, весьма жестоко и сурово. Ваш закон зачерствел, порядок ваш закостенел, а потому и застыло духовное развитие империи. К тому же империя ваша слишком обширна, чтобы стать отечеством для людей, населяющих её и имеющих своих богов, которые отличных от римских. И будущая трагедия Рима заключается как раз в том, что ваши правители не способны ничего дать, что можно было бы любить всем, императоры не в состоянии заставить бить родник живой народной веры, так как все ваши многочисленные боги под стать им.
– А иудейское государство разве не жестокое, а… – парировал я обвинения в адрес моего государства, ибо присягал ему на верность, но не успел даже начать говорить, как Гамалиил, не церемонясь, перебил меня. – Да, да, да! Согласен со всем, что ты скажешь, Понтий! – проговорил мой собеседник, – наше общество во сто крат кровожаднее, беспощаднее, хитрее и лицемернее, нежели ваше. Вот поэтому и появился Назорей именно в Палестине, а не в Риме, чтобы начать совершать своё благое дело здесь. Вполне закономерно! Что толку, что вы имеете сотни богов, и побеждённые Римом народы имеют столько же? Что объединяет вас? Сила оружия? Но силы не достаточно, чтобы удержать обширные территории и народы в повиновении, ибо Рим не является родиной для большинства из них. В империи, говорящей на разных языках и имеющей разные традиции и обычаи должна быть одна идея, способная объединить всех в единое целое. Этой идеей может быть только единобожие, прокуратор! Вот поэтому и желают смерти члены Высшего совета и Синедрион проповеднику из Каперанума, ибо он покусился на монопольное право иудеев быть единственным народом у Бога. Они, глупцы, даже не понимают, что Иудея – часть вашей империи, а потому мы рухнем вместе с вами. Спасти римское государство, удержать его в прежних границах можно лишь только на основе одной веры и единого Бога. Иудеи не верят в воскресение из мёртвых, не верят и в загробную жизнь. Наш Синедрион и первосвященники, бывшие и нынешние, вполне довольствуются своим сегодняшним положением под покровительством Рима. Они материалистичны в своих земных удовольствиях. Им нет никакой необходимости принимать новые идеи потому, как их удовлетворяет тот Бог, которому они покланяются. К тому же Иисус отвергает одну из заповедей писания: право субботы. А у нас такое равносильно преступлению. В этом видят для себя главную опасность первосвященник и прочие члены Синедриона. Для Рима же Назорей опасен в другом. |
