Из лагеря малабарцев путешественники вернулись на Парижскую улицу, с Парижской улицы прошли на улицу Правительства, где хозяин «Отеля иностранцев» с почетом встретил постояльцев в шаге от двери.

Девушки нуждались в отдыхе, поскольку мерный и медленный бег паланкина утомляет непривычных к такому виду передвижения. Элен и Жанна поспешили распрощаться с Рене, поблагодарив за прекрасный день. Как только они поднялись в комнату, на лицо Элен, которое немного прояснилось на прогулке, вернулась обычная грусть, и, повернувшись к сестре, она сказала скорее печально, чем в порицание:

— Жанна, полагаю, пришло время помолиться за отца.

Слезы блеснули на глазах Жанны, и она бросилась в объятия сестры. Затем девушка преклонила колени перед кроватью, перекрестилась и прошептала:

— Отец мой, простите меня!

Почему она сказала так?

Без сомнения, некие новые чувства зародились в ее сердце и свежими впечатлениями приглушили воспоминания об отце.

LXII

«НЬЮ-ЙОРКСКИЙ СКОРОХОД»

— А, дорогой Рене, — сказал капитан, приветствуя юношу, — вы пригласили нас отобедать на природе и, словно набоб, устроили великолепный праздник. Я принял приглашение, но предупреждаю, что мы с Бликом решили разделить с вами расходы на прогулку.

— Дорогой капитан, — отвечал Рене, — я как раз пришел просить об услуге, которая доставит мне удовольствие.

— Говорите, мой дорогой Рене, в случае, если это не окажется совершенно невозможным, я даю согласие наперед.

— Я хотел бы, чтобы под любым предлогом вы послали меня изучить берег Пегу. Вы будете на острове Франции или в окрестностях несколько месяцев, дайте мне шесть недель отпуска, а я найду вас повсюду, где бы вы ни были.

— Понятно, — улыбнулся Сюркуф. — Я назначил вас опекуном двух прелестных созданий, которых мы невольно лишили отца, и вы желаете до конца исполнить обязанности.

— Истинно так, господин Сюркуф. Правда, вы думаете больше, чем говорите, но скажу вам, что в путешествие меня толкает отнюдь не влюбленность, и я принял решение просить вашего разрешения, капитан, тогда, когда покупал у работорговца шлюп. Я не знаю, что станется со мной, но не хочу, побывав так близко у берегов Индии, уехать, не поохотившись на тигра или слона. В таком приключении остро чувствуешь жизнь, когда стоишь перед лицом смерти. Ради такого случая я сопровождаю домой двух юных сирот, причину участия к которым не раскрою никому. Вы говорите о любви, дорогой капитан, но мне нет двадцати шести, а мое сердце уже мертво, словно мне восемьдесят. Я обречен убивать время, мой дорогой Сюркуф. Что ж, раз так, я намерен убивать его необычным способом. Я хочу наполнить сердце, мертвое для любви, другими чувствами: не препятствуйте мне найти их. Отпустите меня, и я вернусь не позднее, чем через два месяца.

— Но как вы думаете плыть? — спросил Сюркуф. — Неужели на той утлой посудине?

— Вот почему, — ответил Рене, — и вы видели это, — я купил шлюп как американец и перекупил все бумаги, которые подтверждают национальность корабля. Я говорю по-английски так, что все англичане и американцы мира будут спорить, из Лондона я родом или из Нью-Йорка. Американцы ни с кем не воюют. Я поплыву под американским флагом.