– В чем дело, Мэг? Что случилось? Но она не ответила.

– Входите поскорее, молодой хозяин. Вас требуют, – проговорила она, безуспешно приглаживая его волосы ладонью. Матт пробежал через большие двери в зал и остановился. Кловис стоял там с Клементом и отцом Сен-Мором, что-то обсуждая. Он держал в руке письмо и размахивая им, давал указания Клементу. Тетя Каролина, мать Артура, сидела на маленьком жестком стуле и плакала. Теперь они увидели Матта. Их взгляды устремились на него, серьезные, печальные и тревожные.

– Джеймс Маттиас, – произнес Кловис и его официальность усилила тревогу, – ты явился. Подойди ко мне, дитя мое. Для тебя есть новости.

Новости, конечно, могли бы быть хорошими, но Матт выступил вперед, преодолевая себя, зная; что ничего хорошего его не ждет. Огромный зал дышал холодом после жаркого дня, и его голые ступни сразу же ощутили его, едва он сделал первый шаг по мраморному полу, залитому золотым удивительным светом. Матту страстно захотелось убежать назад, к Конну, овцам. Прошедший день, такой голубой и такой золотой, тихо звучал в нем, как прекрасная музыка, пока ноги неумолимо несли его навстречу новому. Он знал, сам не понимая, откуда это знание, что больше никогда не повторится такого дня, что его он будет помнить как последний день детства.

Наконец показался авангард. Войско приближалось и Аннунсиата, напрягая глаза, увидела вдали движущееся пятно основных сил, напоминавшее многоногое и многокрасочное насекомое. То тут, то там она замечала солнечные блики от шлемов, лат и экипировки лошадей. Долгое время войско казалось совсем далеко, и вдруг оно очутилось настолько близко, что можно было различить и людей и лошадей. Всадники скакали по широкой улице, временами скрываясь за деревьями. Впереди была видна фигура короля. Скоро Аннунсиате удалось разглядеть Бервика по огромному росту и белокурым волосам. Сразу за ним она увидела серебристую голову Карелли, и сердце ее облегченно заколотилось. Все остальные настолько слились в один поток, что как она внимательно ни вглядывалась, выделить кого-либо она не смогла. Затем они окончательно скрылись за деревьями и стенами.

Аннунсиата покинула свое место на краю террасы и у перил и в спешке, торопясь к лестнице, едва не сбила с ног Хлорис.

– Моя госпожа! – с тревогой в голосе воскликнула Хлорис, но Аннунсиата даже не обратила на нее внимания.

Доркас, задыхаясь, спешила вверх по лестнице. Она проговорила:

– Моя госпожа, моя госпожа, они здесь.

– Да, да, знаю. Я видела их. Прочь с дороги!

– Они должны остановиться в галереях королевы, моя госпожа. Я шла к вам, чтобы сообщить это, – отвечала Доркас.

Тут их настигла Хлорис и решительно сказала:

– Вы не должны спускаться во двор, моя госпожа. Это не Морлэнд.

Аннунсиата в нерешительности переводила взгляд с Хлорис на Доркас и обратно, потом с болью согласилась:

– Конечно, этикет надо соблюдать.

– Да, моя госпожа, – подтвердила Хлорис не без сочувствия, – потерпите чуть-чуть.

Минуты казались днями, неделями. Аннунсиата стояла с другими придворными дамами позади королевы на возвышении галереи, ожидая, когда дверь распахнется. Вот и король, надломленный, седой, вдруг сильно постаревший. В тишине он пересек зал к склонившейся в поклоне королеве, поднял ее бережно за руку и замер на мгновение, прежде чем крепко сжать ее в объятиях. Аннунсиата стояла так близко, что увидела слезы короля, и это невыразимо тронуло ее. Через плечо короля она встретилась глазами с Бервиком. Он был мрачен и взглянул на нее с каким-то странным выражением, какого она не смогла понять. Человечный жест короля освободил бурный поток и придворные дамы бросились приветствовать воинов, толпившихся в дверях за королем и Бервиком.