– Вряд ли. И сам говоришь – слишком мелкий.
– Именно потому, что слишком мелкий… Но обучен многому…
Чуть ли не обиду ощутил Шеврикука в голосе духа. Не слаб и не сентиментален, как в ночь прощания, а серьезен был теперь Пэрст-Капсула. Мгновенно возникло соображение.
– Ты пришел за своими вещицами? – спросил Шеврикука.
– Нет. Просто потянуло к вам. Но они у вас?
– Они пропали, – сказал Шеврикука.
– Известно, кто их взял?
– Пропал мой знакомый, кому я доверил их укрыть. Возможно, вместе с ним пропали и вещицы. Возможно. Но возможно, что тайники его остались нетронутыми. Я хотел проверить, но мне не дали.
– Где и как? И кто не дал?
Шеврикука, не тратя много слов, рассказал о Петре Арсеньевиче, о его доме, взрыве и пожаре.
– Я могу проникнуть, – сказал Пэрст-Капсула, – и посмотреть.
– Ну-ну! – покачал головой Шеврикука. – Уж если я…
– Я могу. У меня другие возможности.
– Попробуй, – сказал Шеврикука.
И он отправился домой. Пэрсту-Капсуле было предложено, если попробует и справится с делом, прибыть ночью во двор Землескреба в то самое укромное место, где он и вручил Шеврикуке вещицы в канун ожидаемой им гибели.
В два часа ночи Шеврикука вышел во двор. Пэрст-Капсула ждал его.
– Я там был, – сказал он. – Тех вещей там нет. Или я на них не наткнулся. Отыскал лишь это.
И он протянул Шеврикуке портфель, какие имели учителя или скорее учительницы в двадцатых годах столетия.
– И где?
– Полости в плитах перекрытия, – сказал Пэрст-Капсула. – Между вторым и третьим этажом нетронутого подъезда. Производственный брак завода панельного домостроения шестьдесят первого года. В других полостях и пустотах не обнаружил ничего существенного. Но возможно и повторное исследование.
– Пока не надо.
Помолчав, Шеврикука сказал:
– Я ввел тебя в заблуждение. Твоих вещиц в том доме и не было.
– Вы мне не доверяете?
– Не знаю, – сказал Шеврикука.
– Я один. Меня никто не посылал, – опять в голосе Пэрста-Капсулы была обида, но теперь к ней добавилась и печаль. – Я хотел помочь…
– Я никому не доверяю, – сказал Шеврикука. – Такая нынче жизнь.
– Я один. Мне некуда идти. Я устал. Есть причины. Мне надо отдохнуть. Выспаться. Но не на виду.
– Ну ладно, – сказал Шеврикука. – У меня в подъездах найдется место. Пошли.
Порядочных московских чердаков, где можно было бы развешивать белье или держать голубей, в Землескребе не было, но получердачье возле шахт лифтов имелось. Чтобы подобраться к механизмам в случае их поломки или вылезти на плоскую крышу. Бомжей в своих подъездах Шеврикука не поощрял. Но один бомж как-то у него завелся. Вернее, это был не совсем бомж, а законный житель второго этажа, любитель одеколона и аптечных жидкостей, поругавшийся с матерью, с братом и потому решивший произвести себя в бомжи. Мать с братом строптивого укротили, отправили в лечебницу, а в получердачье осталось от него логово с помятой раскладушкой. Лучшего убежища Пэрсту-Капсуле Шеврикука предоставить не мог. Шеврикука сопроводил Пэрста-Капсулу на верхний этаж, по железному трапу они поднялись к дверце, обитой ведерной жестью, усталому духу было показано предлагаемое место жительства. Пэрст-Капсула кивнул, ему и раскладушка с рваным брезентом была хороша. Радость Пэрста-Капсулы отчасти растрогала Шеврикуку, и он даже указал гостю на ком войлока в углу чердака и на драный плащ прежнего бомжа, ими можно было утеплиться. |