— Смотри! — вдруг севшим голосом прохрипел Тюлень. — Ты видишь?! — Он вскинул руку и впился взглядом в склон хребта, обращенного к ним.

Резкий видел. Ослепительный мгновенный всполох, яркая точка света среди зелени на верхушке горы, там, где густая гряда деревьев подпирает небо.

— Это… это что было, а? — зашептал Тюлень. — Ты видел, Виталик?

— Ну, вот и все. Догнали, — устало произнес Резкий, нащупывая ствол автомата, переброшенного через плечо. — Вот этого я и опасался. Я знал, что все так просто не закончится. Мы ведь тащились как черепахи.

— Чего не закончится?! — оглянулся на него Тюлень. — Опять ты со своими загадками?!

— Саня, ты ведь уже и сам понял. Это отблеск или от бинокля, или от прицела. Кто-то лоханулся, не учел, что солнце светит прямо им в глаза. Это погоня, Тюлень. Иди, скажи командиру.

Никто из бойцов не закряхтел, поднимаясь, никто не сказал ни слова. Молчаливые парни встали, отряхнулись и выстроились в походном порядке.

— Носилки вперед, — распорядился плотный человек (движение группы всегда определяется по самому медленному бойцу), посмотрел на часы, покачал головой и занял свое место в середине группы, как и полагается по боевому уставу спецназа.

Извилистой пятнистой змейкой, порой совершенно сливающейся со скалами, бойцы медленно потянулись в гору по едва заметной каменистой тропинке.

Прапорщик был единственным, кто не оглядывался назад. Он мучительно размышлял.

До места прилета вертолета надо было идти около шести километров. Но это только по прямой. В предгорьях это расстояние можно смело увеличивать в три раза из-за постоянно сменяющихся подъемов и спусков. И раненые… они-то и задерживают группу. Будь взвод налегке, Ухтыблин еще посмотрел бы, кто первым придет к финишу. Его ребята натренированы, в группу отобраны самые лучшие, парни бегом пробежали бы эту дистанцию, задерживаясь разве что для установки всяких разных неприятных сюрпризов, чтобы их преследователям не стала в тягость обыденность погони. Через четыре, максимум через пять часов сядет солнце, а ночью преследование невозможно, погоне как бы самой не заблудиться в густом кавказском лесу.

Все было бы хорошо… но этот идиот-пулеметчик сумел все-таки каким-то чудом подбить двоих его парней. Как?! Прапорщик был готов прозакладывать свою месячную зарплату на то, что часовой не мог увидеть его бойцов. Не мог! Почувствовал, что ли? Или это была просто контрольная, прочесывающая местность очередь? Вполне может быть. Но сейчас это было уже неважно.

Ухтыблин сплюнул и поправил ремень автомата.

Теперь дальше… вполне вероятно, что преследователи перевалят через водораздел и будут идти за группой, насколько это возможно. Их интересует пленный, который бодро шагает неподалеку от прапорщика. На плохом английском ему уже объяснили, что он будет жить только до начала боя, если спецназ все-таки догонят. Араб оказался профессионалом и даже не пытался использовать какие-либо приемчики, чтобы задержать движение. Он понимал, что его попытаются освободить, ну, а если эта попытка не удастся, то неважно, с чьей пулей в голове он будет молчать. Значит, единственный разумный выход для него — это не отстать от спецназа и попытаться оставить между собой и его вчерашними «коллегами» как можно большее расстояние.

Так, с арабом все ясно. Пока ясно. Теперь ребята. Резкий и Тайсон… они здорово задерживают движение, с ними далеко не уйдешь. Ухтыблин выругался и остановился. Шедший за ним спецназовец недоуменно покосился на его широкую спину и тоже остановился, чтобы перевести дыхание.