|
.» И вслед затем весь его частный гнев переносится в сферу дела общего: он проклинает свою дочь, в присутствии своих друзей, – чтоб она мучилась и терзалась до тех пор, пока не погибнет герцог Дория, ее обольститель. «Она будет для меня залогом твоего мщенья тирану», – говорит он, обращаясь к жениху своей дочери. «Этой драгоценной нитью я связываю мои, и твои, и ваши обязанности», – прибавляет он, обращаясь ко всем друзьям своим. Но не нужно думать, что личный гнев и мщение им руководят; он идет на Дория, но это потому, что именно Дория покамест представляет собою в Генуе неправую власть. Как скоро он замечает, что Фиеско, освободитель Генуи, сам стремится к власти, – он идет и против Фиеско. Зорко подмечает он его стремление в самом зародыше, и кровавое решение уже готово в душе мрачного, непреклонного республиканца. Ему нет дела до того, что Фиеско, может быть (как сам по крайней мере обещается), не станет угнетать Геную подобно Дориям, а будет о ней заботиться с герцогским величием и милостью… Веррина не разбирает, каков будет герцог Генуи; он не хочет никакого, и тем более не хочет Фиеско. «Заметил ли ты вчера, – говорит он Бургоньино, – как Фиеско всматривался в наше изумление?.. Человек, чья улыбка обманула всю Италию, станет ли терпеть себе равных в Генуе?.. Фиеско свергнет тирана – это верно; Фиеско сам будет опаснейшим тираном Генуи – это еще вернее». И следствием этих, глубоко верных соображений является у Веррины приговор: «Фиеско должен умереть!»
И Веррина свято исполнил свое намерение. Раз только, перед исполнением своего намерения, он смягчился и даже как будто готов был поколебаться. Он вошел в рассуждения с Фиеско и даже принялся упрашивать его, чтоб тот отказался от власти. Разумеется, он должен был знать, что это бесполезно, что если бы Фиеско и сказал ему: да, то не в силах был бы исполнить своего слова. Но старику извинительно было сделать подобную, во всяком другом положении несколько малодушную просьбу, потому что вслед за тем у него готовилась и казнь Фиеско: просьба эта была чем-то вроде исповеди, вроде очищения совести перед смертью… Последний разговор его с Фиеско полон такой энергии, какую редко представляют драматические пьесы. К сожалению, в переводе г. Гербеля и здесь есть несколько смягчений и пропусков. Зачем, например, пропущено это характеристическое рассуждение Веррины, когда он отвечает на обещания Фиеско употребить герцогскую власть для благоденствия граждан Генуи: «Моему согражданину я еще позволил бы сделать мне добро: ему надеюсь я отблагодарить тем же. Но дар герцога – это милость, а милости я принимаю только от бога…» Подобный ответ в своей резкости весьма рельефно рисует нам закаленную в республиканстве натуру старого Веррины.
Впрочем, говоря вообще, переводы, издаваемые г. Гербелем, все-таки дают нашей публике довольно полное понятие о драматических пьесах Шиллера, и мы с удовольствием узнали из предисловия к VII тому, что и восьмая часть уже готова и скоро выйдет в свет[2 - Часть VIII – «Разные сочинения Шиллера» – вышла в свет в 1860 г., часть IX – «Исторические сочинения» – в 1861 г.]. |
